Виктор Муратов - Командарм Лукин

— Смотрите, немцы сдаются в плен.

Все подошли к окнам. Из окон барака было видно, как немцы — офицеры и солдаты, вся охрана лагеря — сдавали оружие.

Группе советских генералов объявили, что их отправляют в Париж, в советское репатриационное консульство.

Первым человеком оттуда, с Большой земли, был начальник консульства генерал-майор Драгун. Он тепло встретил генералов, поздравил с освобождением, устроил обед.

— А теперь отдыхайте, — сказал он. — Чувствуйте себя, как на родной земле. Скоро полетите домой!

В Париже генералы пробыли около трех недель. Их разместили в лучшей гостинице на Елисейских полях. Лукин занимал люкс с широченной кроватью. После лагерных бараков и казематов крепости люкс показался раем.

В Париже Лукину сделали хороший протез из металла, легкий и удобный, и он выбросил немецкую деревяшку, на которой ходил в плену.

Группа советских генералов считалась гостями военного министра Франции и имела возможность познакомиться с Парижем и его достопримечательностями. Они осматривали прекрасные залы Лувра, Версальский дворец, собор Парижской богоматери, Монмартр, «чрево» Парижа — рынок, описанный Золя. Послевоенный Париж — это множество велосипедов на улицах, скромно одетые люди, спешащие по своим делам, и характерный стук деревянных башмаков о тротуар.

В Париже что ни день — манифестация. Весь город высыпает на улицы. В один из теплых дней Лукин увидел Шарля де Голля. На Елисейских полях — толпы народа. Люди окружили своего национального героя. Каждый норовит пробраться ближе, пожать ему руку. Несмолкаемо скандируют: «Вив де Голль! Вив де Голль!».

А через несколько дней в газетах аншлаг на всю полосу: «Парижане! Завтра на Северный вокзал в 12 часов прибывают наши мученики — военнопленные солдаты и офицеры, освобожденные из немецких концлагерей. Приходите встречать!»

Лукин с Прохоровым решили посмотреть, как французы будут встречать своих соотечественников.

Улицы запружены народом. Пройти почти невозможно. Но едва Лукин и Прохоров начинали объяснять, что они русские, — французы жали им руки, обнимали, пропускали к вокзалу. Официальную встречу организовал муниципалитет департамента Сены. На перроне установили трибуну. Но едва поезд остановился, как к вагонам ринулась толпа. Узников буквально выносили из вагонов на руках. Смех, песни, слезы, цветы, гром оркестра — все смешалось. Официальная часть была сорвана. И долго еще в ушах Лукина звучали мелодии «Марсельезы» и возгласы «Ca ира!». Так французы встречали своих соотечественников, недавних узников фашистских тюрем и лагерей.

Вернувшись в гостиницу, генералы долго обсуждали увиденное. И каждый, конечно, думал о скорой встрече с Москвой. Каждого ни на минуту не покидала мысль, как-то встретит их Родина.

Однажды вечером в «люкс» Лукина зашел Прохоров.

— Не знаю, как ты, Иван Павлович, а я не жду ничего хорошего от встречи с Москвой, — признался Лукин.

— Не сгущаешь ли ты краски?

— Нет. Ты же знаешь, какое у нас отношение к пленным вообще. Мне известно, что наши бойцы и командиры, которые были в плену во время финской кампании, не вернулись домой. Все они были репрессированы. В Смоленске со мной в лазарете лежал один товарищ из войск НКВД. Так вот он лично сопровождал бывших военнопленных на лесоразработки. Так что радужных мыслей у меня нет.

— Да я-то знаю, как ты вел себя в плену.

— И я знаю, как ты вел себя в плену. И другие знают. Но на душе неспокойно. Ох как муторно!

До отъезда оставалось все меньше дней, и генералы спешили осмотреть как можно больше примечательных мест французской столицы. Очень сильное впечатление на Лукина произвел Пантеон. Особенно его поразила могила Наполеона — белый мрамор, золотой орнамент и часовой возле могилы в форме наполеоновской армии.

Лукина и Прохорова однажды пригласили в варьете. Пришли в Мулен-Руж. Театр забит американскими и английскими солдатами. Сидят в креслах, курят, пьют, ноги — на спинках передних кресел. Гремит музыка. На сцене полуобнаженные девицы.

— Чудеса, — толкнул в бок Лукина Прохоров.

— Париж есть Париж, — поясняет сопровождающий. — Между прочим, недавно тут пытался выступить Блюменталь-Тамарин.

— Знакомая личность, — сказал Лукин. — И что же?

— Его забросали тухлыми яйцами.

— Поделом мерзавцу. — Лукин начал скучать. — Может, уйдем, Иван Павлович? — повернулся он к Прохорову.

— Останьтесь, — уговаривает сопровождающий. — Это все, так сказать, прелюдия. Сейчас начнется серьезное представление. Сцены из русской казачьей жизни. Я же вас специально на этот спектакль пригласил.