Виктор Муратов - Командарм Лукин

— А-а, — Малышкин махнул рукой. — Какая там армия! После того как вы, Понеделин, Карбышев, Снегов отказались командовать армией, мы решили привлечь на свою сторону отпрыска царской династии Романовых, бывшего великого князя Кирилла Владимировича.

— Того самого, которого еще до войны белая эмиграция короновала в российские императоры? — удивился Лукин.

— Его.

— Это что ж, немцы вас на это подтолкнули? — спросил Лукин.

— Наверное. Сам Власов вряд ли решился бы.

Малышкин рассказал, как происходил этот фарс.

Власовская делегация с большой помпой явилась в Париж, где в одном из отелей жил в то время великий князь Кирилл Владимирович. Все члены делегации щеголяли в новеньких мундирах. На рукавах трехцветные нашивки цветов царского русского флага и буквы «РОА». Перед отелем, в котором проживал «самодержец всея Руси», выстроился почетный караул. К князю отправились представители с просьбой дать аудиенцию командованию Русской освободительной армии. Но великий князь, узнав, зачем пожаловала к нему власовская делегация, выслал на улицу к ней своего камердинера, который передал «собственные его величества слова» о том, что с изменниками России никаких дел он иметь не желает…

Выслушав все это, генерал Лукин впервые за все время плена громко, от души рассмеялся:

— Ну и рассмешил ты меня, Малышкин! Плохи же ваши дела, если даже царский отпрыск, которого вышвырнули из России, не желает с вами разговаривать!

— Вот я и приехал к вам душу отвести.

— Ничем тебе помочь не могу.

— Эх, Михаил Федорович! — горько вздохнул Малышкин. — Завидую я вам, хоть и ноги у вас нет и искалечен весь… Ничем себя не скомпрометировали. Посоветуйте, что же мне теперь делать?

— Беги и явись с повинной к Советской власти.

— Следят, не сумею уйти. У дома, где мы живем в Берлине, всегда стоит караул. Вот и сюда приехал в сопровождении унтер-офицера и солдата.

— Если хочешь, слушай мой откровенный совет — тебе нужно пустить себе пулю в лоб, чтобы морально искупить свою вину.

— У меня нет оружия.

— Как нет? Ты ведь генерал так называемой армии! Эх ты! Тогда в сортире на ремне повесься, из окна выбросись. Что хочешь делай, но не твори больше грязного дела. А теперь уходи, противно мне с тобой разговаривать.

Малышкин встал, потоптался на месте, ожидая, не протянет ли генерал Лукин ему руку. Но не дождался, еще раз тяжело вздохнул и поплелся к выходу.

Лукин привстал с койки, хотел было сказать что-то вдогонку Малышкину, но махнул рукой и лихорадочно стал шарить по карманам, пытаясь найти курево.

— На, закури, — протянул Прохоров мешочек с табаком. — Павел Рудой раздобыл. Давай-ка я сверну тебе цигарку.

— Нет, ты слышал этого прохвоста? Он, видите ли, обиделся на Советскую власть! Ну скажи, как эти люди могут ходить по земле? Так и Рокоссовский мог обидеться. А мне, а другим, думаешь, легко было пережить тридцать седьмой год? Да что тридцать седьмой! Хочешь, я тебе расскажу мою новосибирскую эпопею? Но предупреждаю, рассказ будет долгим.

— Конечно, Михаил Федорович. Мы все же мало знаем друг о друге. Пока воевали, времени не было вдаваться в экскурсы. Теперь хоть отбавляй.

— Так вот. В тридцать восьмом году вместо комкора Антонюка командующим Сибирским военным округом был назначен командарм второго ранга Калинин. А чтоб ты знал, в Сибирский округ я приехал с партийным взысканием — строгим выговором с занесением в учетную карточку «за притупление классовой бдительности и личную связь с врагами народа». Новый командующий был настоящим коммунистом ленинской школы. Он терпеть не мог наветов и нашептываний. А, кстати, врагами народа, с кем я был связан, объявили работников Харьковского обкома партии. Естественно, я работал с ними в контакте, будучи командиром двадцать третьей дивизии и начальником Харьковского гарнизона. Одним из проявлений недоверия было лишение меня законной награды — медали «XX лет РККА». Как было обидно, когда в день празднования этого юбилея зачитывался список награжденных, а моя фамилия не была названа. Эта медаль, кстати, была вручена мне позже Ворошиловым.

Я надеялся, что со временем недоверие рассеется, а потому первейшей своей задачей считал — много и упорно работать, сдерживать себя и не впадать в отчаяние. И командующий Калинин во всем меня поддерживал.

На Дальнем Востоке в это время находился начальник Политуправления РККА Мехлис. Возвращаясь через Новосибирск в Москву, он вызвал к себе в вагон командующего войсками, члена военного совета, начальника политуправления и начальника особого отдела округа. Как я после узнал, группой инспекторов Политуправления, оставленной в округе Мехлисом при его следовании на Дальний Восток, и начальником особого отдела был представлен большой список лиц, подлежащих аресту и увольнению. Первым по списку стоял начальник штаба округа комдив Лукин. Мехлис задал вопрос командующему войсками округа, что из себя представляет Лукин. Калинин ответил, что меня знает давно, что командир я хороший, как начальник штаба на своем месте и политически заслуживаю доверия. Начальник особого отдела вступил в разговор и доложил, что Лукин — махровый контрреволюционер и что он, будучи начальником лагерного сбора в Чугуеве, под Харьковом, принудительно выселил две большие деревни — Масловку и Таганку, с тем чтобы возбудить у колхозников недовольство Советской властью.