Вольфганг Руге - Как Гитлер пришел в власти - Германский фашизм и монополии

Восходящие к таким дефинициям псевдонаучные изыскания насчет «души» нацистского главаря преследуют цель вызвать всеобщее любопытство к Гитлеру-«человеку», которого, мол, при всей его непостижимости все же можно понять (а значит, и простить). От связанного с этим перемещения проблемы в психологическую плоскость всего один лишь шаг до, по меньшей мере частичной, реабилитации фашизма. Именно за нее и берется все большее число не только откровенно неофашистских, но и «серьезных» буржуазных авторов.

Разумеется, есть и такие буржуазные историки, которые выводят германский фашизм не исключительно или хотя бы не в первую очередь из личности Гитлера. Однако их взгляды мало распространены и находят весьма ограниченный доступ в исторические представления масс на Западе. И уж без всяких оговорок можно констатировать, что персоналистски обоснованные теории возникновения и сущности германского фашизма стали составной частью всех без исключения попыток буржуазных историков дать его толкование. Так, кёльнский профессор Андреас Хиль-грубер на коллоквиуме историков ФРГ в 1979 г. заявил, что все «важные политические решения принимались од ной личностью, в данном случае Гитлером» 4.

Причина того, что тезис о единоличной вине Гитлера особенно любим буржуазными учеными, — это в значительной мере его исключительная пригодность для реакционной пропаганды. Вышедшая из употребления нацистская легенда о всемогущем чудотворце — спасителе нации наипростейшим образом выворачивается наизнанку и превращается в антилегенду о всемогущем злодее, а затем пристегивается к распространенным на Западе идеалистическим историческим взглядам о всесилии уникальной личности.

Таким образом, потребителя буржуазной идеологии, так сказать, избавляют от труда переосмысления, поскольку эта антилегенда по своей внешней правдоподобности превосходит другие интерпретации, предполагающие наличие хоть какого-нибудь знания истории. Все это наилучшим образом приспособлено, дабы убедить так называемое общественное мнение на Западе, что проблема фашизма ни в каком дальнейшем объяснении не нуждается, а прошлое уже «преодолено».

Благодаря этому указанный тезис просто-таки идеально отвечает социальному заказу буржуазной историографии, которая стремится оправдать дискредитированную бесчеловечностью и войной империалистическую систему и внести свой вклад в ее сохранение и упрочение. Ведь если признать правильным утверждение, будто Гитлер был единственным творцом и исполнителем зловещих замыслов германского фашизма и единоличным виновником второй мировой войны, то отсюда логически следует: искать других виновников преступлений 30—40-х годов или же задавать вопрос об общественных причинах тогдашнего хода развития в Германии совершенно ни к чему.

Уже на Нюрнбергском процессе главных немецких военных и нацистских преступников в 1945–1946 гг. защитники фашистского «первого гарнитура», впервые выступившие с тезисом об абсолютной единоличной вине Гитлера (которого один из них назвал Люцифером), не делали тайны из того, что тезис этот служил им для обеления обвинявшихся крупных промышленников, банкиров, военщины и заправил нацистской партии 5. Но если для адвокатов нацизма в Нюрнберге на первом плане стояла задача — снять вину с отдельных лиц, то буржуазные историки приступили к защите уже целого класса с целью реабилитации общественного строя, представляемого данным классом. Некоторые из них без обиняков признают это.

Так, американский историк Генри А. Тэрнер, который, по его собственным словам, хочет разрушить «некоторые легенды» об ответственности германской крупной индустрии за приход к власти фашизма, пишет: «Если широко распространенная точка зрения, что фашизм — это продукт современного капитализма, действительно отвечает фактам, то защита этой системы едва ли возможна». Тем самым он признает, что тезис о единоличной вине Гитлера затрагивает отнюдь не только прошлое, но и грубо вторгается в современную борьбу между прогрессом и реакцией, между силами мира и поджигателями войны.

Если допустить, что тезис этот верен, то отсюда вытекает вывод: не будь Гитлера, не было бы ни фашизма, ни преступной, агрессивной войны. А так как нацистский главарь вот уже четыре десятилетия мертв, значит, мол, борьба против неофашизма и опасности новой мировой войны по сути своей никчемные наскоки на давно преодоленное зло, она-де или политическое донкихотство, или же злостное стремление отвлечь общество от решения действительно назревших задач. Так безмерное преувеличение исторической роли Гитлера оказывается в наши дни средством дискредитации прогрессивных сил, средством политической дезориентации масс в их борьбе за демократию и мир.