Макс Галло - Ночь длинных ножей. Борьба за власть партийных элит Третьего рейха. 1932–1934

Стрельба из пулеметов не выходит из головы у тех, кто готовит ликвидацию Рема и его СА. Гиммлер, Гейдрих, Рейхенау – все те, кто фабриковал и использовал документы, порочащие штурмовиков, – столкнулись с фактом, который подтверждает, что их опасения не напрасны. Учебные стрельбы говорят о том, что штурмовики и вправду могут нанести удар, что они действительно готовят переворот. Как обычно, люди, живущие в мире теней, уверены, что все окружающие только и делают, что готовят заговоры. У Гиммлера и Гейдриха к решимости теперь примешивается страх. Встревожился даже Геринг. Во вторник 26 июня он произносит речь в Гамбурге. Его слушает смешанная аудитория, состоящая из членов семей богатых судовладельцев и местных нацистов, часть из которых когда-то работала на них. Геринг – сама любезность. Сегодня он совсем не похож на того демагога из Нюрнберга, который обрушивает громы и молнии на головы врагов партии. Он не угрожает консерваторам и не оскорбляет их, а говорит о необходимости союза с Гитлером, намекая на то, что сам он тоже испытывает некоторые опасения. «Тех же, кто мечтает об установлении порядка в стране, кто помнит величие и дисциплину, царившую в годы империи, – говорит Геринг, – я хочу заверить в том, что единственный человек, способный снова сделать Германию сильной, а бывшим солдатам Гогенцоллернов вернуть уважение общества, – это Адольф Гитлер... Мы, живущие сегодня, должны радоваться, что у нас есть Адольф Гитлер». Для Геринга звук пулеметных очередей СА, вероятно, противоречит словам Франца фон Папена, произнесенным им в Марбурге. Герману Герингу, герою войны, получившему погоны генерала из рук самого Гинденбурга, женатому на Карин, шведской аристократке, самому консервативному из всех нацистов, близки по духу юнкера, члены Офицерского корпуса и рейхсвер. Поэтому нет ничего удивительного в том, что он пытается сохранить свои связи с консерваторами.

Некоторые подозревают его в том, что он думает только о своей карьере, которая волнует его гораздо больше, чем судьба нацистского режима. За Герингом внимательно следят; генерал фон Рейхенау, человек непомерного честолюбия, опасается, что Геринг в один прекрасный день станет министром рейхсвера, возможно, в новом рейхе. Вероятно, ненависть Рейхенау к СА, его связи с гестапо, Черной гвардией Гиммлера и Гейдриха, и объясняются тем, что он хочет обезопасить себя от генерала Геринга.

В этом кипящем котле амбиций, интриг и соперничества, который называется Третьим рейхом, каждый человек должен уметь защищать себя от врагов. Хороши любые союзники. Герман Геринг нуждается в консерваторах и потому с легкостью простил фон Папену его речь в Марбурге, другие же никогда не простят ему этой речи.

Вице-канцлер Франц фон Папен решил провести вторник 26 июня в Вестфалии, у своих родственников. Банкет, последовавший за венчанием, затянулся далеко за полночь, и Папен, уставший после нескольких очень тревожных и напряженных дней, рассчитывает отдохнуть. Утром он долго гуляет со своим секретарем, но к полудню из Берлина приходит коммюнике и разбивает все его надежды на краткий отдых. «26 июня мне позвонил Чиршский и сообщил, что гестапо только что арестовало Эдгара Юнга». Юнг – выдающийся журналист, обладающий политическим мужеством. Он от имени Папена поддерживал связь с маршалом Гинденбургом в Нейдеке. Он написал текст Марбургской речи, которую Папен и его помощники только слегка подправили. Гестапо все это известно. И оно хотело бы узнать больше, ибо никогда никому ничего не прощает.

Друзья Юнга рассказывают о том, как действовали люди Гиммлера и Гейдриха. Тревогу подняла домработница Юнга. Она приехала в его квартиру во вторник утром, около девяти часов. Открыв дверь, она ужаснулась – по всей прихожей валялась одежда, ящики стола в кабинете были выдвинуты, а по разбросанным повсюду бумагам она догадалась, что здесь что-то в спешке искали. В спальне вся мебель была перевернута, а кровать не заправлена. Нет сомнений, что к Юнгу ворвались, когда он еще спал. Он, по-видимому, пытался сопротивляться. Домработница в ужасе обзвонила всех известных ей друзей Юнга, но не стала звонить в полицию, поскольку увидела на стене надпись, сделанную рукой журналиста. Ему, должно быть, разрешили на минуту зайти в ванную, и он успел написать карандашом на стене слово «гестапо». В разгромленной квартире Юнга собрались сотрудники вице-канцлера и близкие друзья журналиста. Разбросанные повсюду вещи и бумаги стали серьезным предупреждением о грядущих бедах. Что же делать? В первую очередь, конечно, надо найти Папена. Чиршскому наконец удается связаться с ним в Вестфалии. Папен просит еще раз подробно рассказать о случившемся – ему надо все обдумать. Впрочем, как только он услышал слово «гестапо», ему сразу все стало ясно. Гейдрих и Гиммлер решили нанести первый удар и спустили с цепи своих волкодавов. Но как далеко они зайдут? Папен решает немедленно вернуться в Берлин. Надо попытаться вырвать Юнга из лап мучителей, к тому же надо выяснить, кого еще они задумали арестовать и за что. Кроме того, Папен думает и о том, как обезопасить себя. Он надеется, что в кругу официальных лиц Берлина он будет застрахован от внезапного ареста и наемных убийц. Вторник 26 июня – с арестом Юнга борьба начинается.