Эрих Керн - Пляска смерти. Воспоминания унтерштурмфюрера СС. 1941–1945

В Таганроге мое отделение определили на постой к пожилой украинке, которую мы тут же окрестили «бабушкой». Она и ее две внучки – Надя, учившаяся в летной школе, и Марушка, студентка медицинского института, – были, по их словам, ярыми антикоммунистками. Муж, сын и невестка бабушки получили по десять лет каторжных работ за участие в мнимом заговоре и отправлены куда-то в Сибирь. С девушками у нас сложились добродушно-приятельские отношения, при этом обе в обращении с нами строго сохраняли приличествующую дистанцию, не допуская никаких вольностей.

Бабушка, работавшая в молодые годы у предпринимателя-немца, говорила на ужасном немецком языке, но ее, по крайней мере, можно было понять. Она была на ногах с раннего утра до поздней ночи, стирая наши носки и нижнее белье и готовя нам особые, очень вкусные блюда. Мы, со своей стороны, делились с гостеприимным семейством нашим весьма обильным солдатским пайком. В общем и целом царила теплая, дружеская, почти семейная атмосфера.

В один прекрасный день, будучи начальником караула взвода, я познакомился с миловидной брюнеткой, бывшей оперной певицей московского Большого театра, бежавшей из Москвы с пятилетней дочерью, чтобы быть с матерью здесь, в Таганроге. Прослышав о том, что создается передвижной эстрадный театр для выступлений в германских воинских частях, она хотела поступить в него в качестве певицы или пианистки. Я пообещал узнать подробности и сообщить Инессе (так звали мою новую знакомую). Из утреннего разговора с толстым обрюзгшим фельдфебелем мне стало известно, что действительно существовала настоятельная потребность в певицах и артистах любых жанров. При встрече на другой день я передал Инессе полученную информацию, после чего она предложила вместе с ней посетить недавно открывшийся бар. Но это заведение оказалось невыносимо скучным, и мне не стоило большого труда уговорить Инессу перебраться на нашу солдатскую квартиру. Здесь мы вместе с моими друзьями, бабушкой и ее внучками пили чай и слушали граммофон. Потом я проводил Инессу до дома, а ее мать пригласила меня прийти к ним на следующий день в гости. Возвращаясь к себе, я невольно подумал, как схожа жизнь в небольших городах.

Маленькая дочка Инессы, прелестное дитя, такая же черноволосая, как и ее мама, крепко привязалась ко мне, не отходя ни на шаг. Когда мне выпадало быть в карауле, она, к моему великому смущению, часами могла находиться возле.

Как-то вечером Инесса поведала мне свою грустную историю. Еще будучи оперным стажером, она познакомилась с редактором одной из московских партийных газет, евреем по национальности, за которого затем вышла замуж. Когда Сталин заключил с Гитлером пакт о ненападении, ее муж был среди тех, кто посчитал данный акт отходом от генеральной линии партии. Свое мнение на этот счет он как-то высказал в кругу ближайших друзей и уже через двенадцать часов отправился по дороге в Сибирь. Его жену, разумеется, не стали больше держать в Большом театре, и Инесса была вынуждена зарабатывать на жизнь уроками музыки. В связи с быстрым продвижением германских войск на Москву она с малолетней дочерью бежала к матери в Таганрог. Несмотря на коренные перемены в политике, ее мужа не освободили, считая ненадежным элементом.

Мне есть за что быть благодарным Инессе. Она неизменно обращала мое внимание на наши промахи, которых следовало бы избегать в интересах укрепления российско-германского сотрудничества. В тот период ошибки сводились главным образом к незначительным и безобидным проявлениям произвола мелких чиновников, что можно было легко исправить: ведь решающее слово в территориальной гражданской администрации принадлежало все-таки военным.

Для гражданских лиц существовал комендантский час, запрещавший им появляться на улицах после наступления темноты. Хотя случаев саботажа или партизанских действий не отмечалось, однако русские в дальнейшем постоянно пытались пересечь Азовское море на аэросанях или парусных буерах нападать на наши одиночные сторожевые посты и создавать панику в городе интенсивной стрельбой.

Однажды поздно ночью (стрелки часов показывали около двенадцати) раздался громкий стук в окно. Схватив оружие, мы распахнули ставни и увидели Инессу, дрожавшую от холода и волнения, с большим свертком в руках.

– Что вы здесь делаете? – удивился я, втягивая Инессу в комнату.

– Красные планируют рано утром окружить Таганрог и уничтожить вас всех, – проговорила она, запыхавшись. – Я принесла вам и вашим друзьям кое-что из одежды моего умершего брата… Поспешите с переодеванием, и я проведу вас безопасным путем через море в Мариуполь.