Иван Оченков - Царь

- Да, хвалит царя нашего, - пояснил толмач, - сказывает, разумен больно.

- Что есть - то есть, - довольно закивал Ртищев, - ты скажи ему, что он еще и миролюбив и хочет решить все полюбовно. Дескать, мы вас не знаем, и вы нас не видели. Вот вам бог, а вот и порог! Пусть только пленных вернут.

- Ясновельможный пан посол, - начал было Лопатин, но Казановский перебил его:

- Послушай, как там тебя, ваша псячая мова не так уж сильно отличается от нашего христианского языка, чтобы вы не могли нас понимать! И если вы с этим напыщенным болваном думаете, что можете безнаказанно морочить нам голову, то сильно заблуждаетесь! Не будет вам ни мира, ни пощады, пока не покоритесь нашему всемилостивейшему господину королевичу Владиславу!

- Чего он там толкует?

- Ругается, - невозмутимо пожал плечами толмач, - сдавайтесь, говорит, либо живота лишитесь!

- Как обычно, значит, - вздохнул дьяк, - ну и ладно, пора и честь знать! Так ему и скажи.

- Государь, - обратился тем временем к Владиславу Казановский, - московитов нельзя выпускать! Они наверняка разнюхали все о наших приготовлениях и непременно донесут герцогу о них.

- Но это же послы, - возмутился, было, королевич, но пан Адам поспешил его успокоить.

- Нет, это ваши подданные, - возразил ему шляхтич, - они почти наверняка присягали вашему величеству вместе со всеми, а потом изменили. К тому же нет никакой нужды заковывать их в кандалы. Достаточно приставить к ним охрану и взять с собой, а перед стенами Москвы отпустим! Пусть сообщат наш ответ узурпатору.

- А ты, оказывается, можешь быть коварным, мой друг, - улыбнулся Владислав.

- Для вашего величества я могу быть, кем угодно! - поклонился фаворит.

- Скажи королевичу, что неладно делает! - воскликнул посол.

- Я же говорил, что ты все понимаешь! - с гаденькой улыбкой отвечал ему Казановкий.

Через несколько минут после того как послов увели, в покои вошел гетман. Владислав сам даровал ему право входить без доклада, но на этот раз немного поморщился от бесцеремонности старого солдата.

- Я слышал, что ваше высочество приказали арестовать посла и его людей? - без предисловий начал Ходкевич.

- Мы полагаем, что они шпионы, - начал, было, Казановский, но гетман прервал его:

- Молодой человек, я разговариваю с королевичем!

- Я совершенно согласен с паном Адамом, - поспешил заступиться тот за своего любимца, - кроме того они не арестованы. Им всего лишь временно отказано в возможности вернуться.

- А какая разница?

- Как только мы окажемся у стен Москвы, я отпущу Ртищева и его людей.

- Если бы речь шла только о московитах, я бы согласился с этой мерой, - задумчиво сказал Ходкевич, - однако герцог Иоганн Альбрехт имперский князь и рыцарь! Такое обхождение с послами может его оскорбить.

- А разве он не убил Чаплинского, посланного к нему королем Сигизмундом?

- Наглая ложь! - отрезал гетман, - Чаплинский погиб во время честного поединка, через полгода после его посольства. К тому же он был дурак и имел неосторожность оскорбить герцога. Поэтому я в очередной раз вынужден предостеречь ваше высочество от столь опрометчивого шага.

- Меня тоже оскорбляют подобные пасквили! - Поджал губы Владислав, и кивнул на продолжавшую лежать на столе прокламацию.

Ходкевич машинально глянул на листок и отметил про себя, что самые скабрёзные картинки королевичу не показывают.

- Ваше королевское высочество, - начал он, - когда то великий предшественник вашего отца, король Стефан Баторий, возил за собой целую типографию и всякий раз одолев войска царя Ивана, а иной раз и потерпев поражение, тут же приказывал отпечатать листок в котором превозносил свою победу и обличал коварство и трусость московитов. Иоганн Альбрехт, хотя и не возит за собой типографии, делает тоже самое. Заняв Ригу, он тут же отправил во все европейские страны бюллетени о том, что взял Белую, Смоленск, Ригу и разбил войска вашего отца. Но все что в них было написано - чистая правда! Включая и то, что Рига сдалась без боя, а каштелян Белой Чаплинский был пьян. Не говоря уж о том, что в них не было ни одного оскорбления в адрес святой католической церкви или вас с отцом. Что касается этих пасквилей, то нет никаких оснований связывать их с именем герцога! По моему приказу проводили расследование, и теперь я могу с уверенностью утверждать, что послания герцога и эти картинки, напечатаны на разной бумаге и разным шрифтом, не говоря уж о совсем примитивных лубках подписанных от руки. Так что, пока у нас нет ни малейшего повода связывать их появление с именем Иоганна Альбрехта. Если наш поход закончится удачей, и вам удаться захватить его, то мы, возможно, сможем пролить свет на обстоятельства появления этой мерзости, но пока же заклинаю вас, не упоминать о них ни словом, ни делом!