Иван Оченков - Царь

- Лучше матери, она конечно и так благословление на брак с латинянкой не дала бы, но лишним не будет. А так еще взбрыкнет по молодости лет...

Пока мы так беседовали, появился наш эскулап в забрызганном кровью кожаном фартуке и в сопровождении ученика тащившего сумку с инструментами. Изобразив поклон в мою сторону, он наклонился над девушкой и, взяв ее за запястье, принялся считать пульс. Затем расстегнув кунтуш и завязки на рубашке, приставил к ее груди ухо и попытался прослушать.

- Говорите Пьер, что с нашей очаровательной пленницей? - Спросил я доктора, когда он закончил осмотр.

- Ничего особенного, сир, обычное переутомление вызвавшее упадок сил и нервное расстройство крайне негативно сказавшееся на здоровье мадемуазель. Как ни крути, а сражение не самое подобающее зрелище для женских глаз.

- Не могу не согласиться. Кстати, а ты чего так перепачкан, много раненных?

- Не мало, сир, но дело не только в этом. К сожалению, многие русские боятся меня больше, чем своих ран. К примеру, один из рейтар вместо того чтобы показаться мне присыпал свою рану землей. Сейчас она распухла, почернела, а сам он то и дело впадает в беспамятство. Но при всем при этом, всячески отказывается от операции и, говоря по совести, я даже немного рад этому.

- Вот как?

- Посудите сами, не дав вовремя оказать себе помощь, он практически обрек себя на смерть и даже если б согласился на нее сейчас, шансов прискорбно мало. А как вы думаете, кого объявят виноватым при летальном исходе?

- Вот сволочь!

- Простите, сир?

- Это я не тебе Пьер, просто на обучение и экипировку войска ушло совсем немало средств. И каждая потеря чувствительна, а уж такая глупая втройне. Впрочем, судя по крови на твоем фартуке, далеко не все мои солдаты отказались от врачебных услуг.

- Это верно, немецкие драгуны и кирасиры не боятся врачевателей, а глядя на них так поступают и многие русские, например, стрельцы.

- Хорошо, дружище, раз у тебя так много дел, не стану тебя задерживать.

- Счастлив служить вашему величеству, - изящно поклонился О´Конор и вернулся к своим делам.

Пока я беседовал со своим лейб лекарем к нашей дружной компании подошел Пушкарев.

- Чего тут у вас стряслось, православные? - Поинтересовался он, с интересом наблюдая за манипуляциями врача.

- Да вот, пленница занемогла, - лениво отозвался Никита.

- Ишь ты, а отчего?

- Да кто же ее ведает, басурманку, должно притомилась в дороге. Едва с седла слезла, болезная, да и повалилась на землю.

- Вернуть бы ее, - неожиданно вмешался Михальский, не обращая внимания на слова товарища. - Только так, что бы в польском войске даже самый последний пахолик узнал, что Владислав коханку* в бою потерял, а его кузен ему ее вернул тут же.

- Зачем это?

- Ну как тебе сказать, - задумался Корнилий, - для людей благородных это будет выглядеть по-рыцарски. К тому же королевич, потащивший с собой на войну благородную пани, но не сумевший ее сберечь изрядно потеряет в их глазах. Весьма многие будут смеяться над ним...

- Вы о чем тут разговор ведете, господа хорошие? - Весело спросил я у своих ближников.

- О бабах, Иван Федорович, - тут же ответил Пушкарев.

- Ух ты, о бабах, это хорошо! О бабах, это я люблю. Ну и до чего договорились?

- Да вот гадаем, какой хворью твоя пленница занедужила.

- О´Конор говорит - утомилась.

- А может она в тягостях? - Вдруг выпалил Вельяминов, - она же при королевиче по этому делу состояла...

- Весьма возможно, - пожал плечами Михальский.

- Что-то рановато, - буркнул Анисим и, стащив с ноги сапог, принялся перематывать портянку.

- Для чего рановато? - Не понял Никита, - она же с Владиславом больше года милуется.

- Вот-вот, при королевиче более года и ничего, а тут раз и уже брюхатая!

- Ты к чему речь ведешь, богухульник?

- Да есть тут у нас один человек божий, - с невинным видом отвечал стрелецкий голова, - Утопленниц оживляет, невинность девам возвращает и от бесплодия тоже пользует.

- Ты на что это намекаешь, сукин сын? - Изумился я и повернулся к продолжавшему невозмутимо сидеть Михальскому. - Эй, господин начальник охраны, тут государственный престиж поганят, а тебе, как я посмотрю, и горя мало!

- Ваше величество, - подскочил тот, - я конечно готов провести тщательное расследование, но опасаюсь...

- И чего же ты опасаешься?

- Что слова Анисима подтвердятся!

Вид во время этой речи у моего телохранителя был совершенно невозмутимый и только в уголках глаз блестели смешинки. Анисим тоже пытался сохранять спокойствие, и только Никита, до сих пор фыркавший в кулак, не удержался и в голос захохотал. Через секунду к его смеху присоединился и я, а затем заржали и остальные.