Гарольд Дойч - Заговор против Гитлера. Деятельность Сопротивления в Германии. 1939-1944

Эта точка зрения основана на том, что сказанное Гальдером Канарису фактически совпадает с тем, что он говорил Томасу и Гроскурту, отвергая их призывы к активным действиям, а также на тех комментариях, которые сделал Канарис в беседе с Хасселем в начале дня 30 ноября, о чем последний сделал записи в своем дневнике. Есть все основания считать, что эта встреча Канариса с Гальдером представляла собой последнюю попытку со стороны Канариса как–то повлиять на Гальдера, предпринятую им после того, как он узнал о результатах встречи Гальдера с Томасом. Это говорит о том, что встреча Гальдера и Канариса состоялась после 27 ноября, но до 30 ноября 1939 года.

Об этом сообщил, давая показания в ходе суда над Хаппенкотеном, Отто Торбек, председательствующий «судья» на ускоренном суде, осудившем на смерть Канариса и Остера 9 апреля 1945 года. Показания Торбека зафиксированы в протоколах заседания суда от 13 февраля 1951 года. Торбек показал, что записи в дневнике Канариса сыграли важную роль в том, что Гальдер в 1944—1945 годах не был подвергнут судебному преследованию.

На этой же встрече Гиммлер высказал претензии в связи с отношением Лееба к правящему режиму, которое тот откровенно выражал в письмах к жене. Гальдер узнал, что СД получила указание более внимательно следить за Леебом, и предупредил его об этом.

Этот наступательно–оборонительный союз был заключен между Италией и Германией 22 мая 1939 года в Берлине.

Дата этой встречи совершенно ясно указана в дневнике Гальдера. Однако в этом случае получается, что она как бы выпадает из контекста событий, произошедших в конце 1939 – начале 1940 года; если рассматривать ее в увязке с этими событиями, то «самым подходящим» временем для нее было бы время за день–два до отъезда Гальдера на Западный фронт (эту поездку он совершил с 3 по 7 января 1940 года). В соответствии с этой логикой Костхорст, не обратив внимание на указание реальной даты в дневнике Гальдера, высказывает предположение, что встреча Гальдера и Бека состоялась «где–то в начале января», при этом критикуя Зеллера за то, что тот в своем исследовании утверждает, что она состоялась 16 января (как на самом деле и было). На Зеллера это сильно подействовало, и, будучи обуреваем сомнениями, в новом (четвертом) издании своего исследования уже просто пишет, что Бек всего лишь добивался встречи с Гальдером «в начале января», ссылаясь при этом на работы Костхорста и Шлабрендорфа как на главные и самые авторитетные источники. О том, когда же состоялась эта встреча, он в этом издании не указывает вообще.

По мнению Якобсена, посвятившего плану «Гельб» специальное исследование, если бы не плохая погода, Гитлер предпринял бы наступление в середине января 1940 года даже и после «мехеленского инцидента». Перенос наступления в основном был вызван, таким образом, погодными условиями, однако военная тревога, объявленная в Бельгии, способствовала тому, что наступление было перенесено на неопределенно долгий срок.

Как отмечает Зондреггер, в захваченных дневниках Канариса говорилось о том, что швейцарцы были предупреждены о грозящей опасности. Об этом Зондреггер сообщил в своем заявлении, которое никак не озаглавлено, датированном 20 октября 1947 года. О таких предупреждениях упоминает также и Абсхаген.

Монсеньор Крейг вспоминал, что в то время он был очень взволнован и обеспокоен и разговаривал с Шёнхоффером о грозящей его стране опасности. Он считает вполне возможным, что все это стало следствием его беседы с Мюллером, однако не может вспомнить это точно. Об этом Крейг рассказал автору в беседе, состоявшейся 22 февраля 1967 года.

Генерал Варлимонт не смог вспомнить серьезного рассмотрения вопроса о «броске на юг» в начале 1940 года, о чем он рассказал автору в ходе беседы, состоявшейся в августе 1960 года. Также об этом не упоминает и Якобсен в своем исследовании, посвященном плану «Гельб». Возможно, это было лишь «мимолетным увлечением» Гитлера, которое чувствительный Канарис, измученный чувством негодования от всей совокупности постоянно увеличивавшихся нацистских преступлений, воспринял слишком серьезно. А возможно, информация о планах вторжения в Швейцарию представляла собой лишь слухи; из–за усилившихся в то время мер секретности и безопасности «мельница слухов» работала на полную мощность. Также вполне вероятно, что Гитлер лично дал указание распространять подобные сведения в целях дезинформации противника. (Примеч. авт.)