Гарольд Дойч - Заговор против Гитлера. Деятельность Сопротивления в Германии. 1939-1944

У Гитлера было хорошее чутье в этих вопросах, поскольку он сам часто прибегал к подобному приему. В ходе многих своих выступлений он высказывал далеко идущие выводы, приводя в подтверждение многочисленные статистические выкладки, которые были столь же верны, сколь сомнительны. Но поскольку никто из присутствовавших сразу не мог этого обнаружить, Гитлеру его прием удавался. Если же кто–то впоследствии и решал проверить фактическую сторону и в результате обнаруживал, что она ошибочна либо использована недобросовестно, то было уже поздно, поскольку вновь вернуться к обсуждению этого вопроса уже не было возможности, как и донести эту «находку» до тех, кто присутствовал на совещании и находился под сильным впечатлением от выступления Гитлера.

Как вспоминал Кейтель в ноябре 1945 года, Браухич на следующий день или через день попросил освободить его от занимаемой должности, но ему было резко отказано.

Скорее всего, вначале Гальдер вызвал именно своего заместителя, а тот уже передал полученные новости Гроскурту. Интересно, что, согласно записям Гроскурта, он узнал о новостях в то же время, когда состоялась его встреча с Гальдером. Скорее всего, Штюльпнагель коротко, на ходу сообщил ему о них, когда Гроскурт спешил на встречу с Гальдером.

По словам Гизевиуса, это было сказано в присутствии третьего лица; таковым навряд ли мог являться кто–то иной, кроме Штюльпнагеля. Согласно Гизевиусу, Браухич сделал это заявление в тот же день, когда Гальдер обратился с просьбой к Канарису подстроить убийство Гитлера, – 6 ноября 1939 года. Но поскольку в дневнике Гроскурта ясно записано, что Гальдер обратился с подобной просьбой 5 ноября, и поскольку, согласно Гизевиусу, эти события произошли в один и тот же день, значит, Браухич сделал свое заявление также 5 ноября. В таком случае это произошло наверняка во время часового или полуторачасового промежутка между первой и второй встречами Гальдера и Гроскурта.

Гизевиус утверждает, что, когда он в тот вечер приехал на Тирпиц–Уфер, разъяренный Канарис втащил его в кабинет, где он услышал, как Гроскурт передавал поручение Гальдера, и увидел, какой была реакция на это со стороны Канариса.

Об этом свидетельствует Риттер, ссылаясь на беседу с Гальдером. Гроскурт и вся его группа были сторонниками покушения, но они в гораздо большей степени, чем Гальдер, подчеркивали, что оно должно быть увязано с тщательно продуманным и детально разработанным планом государственного переворота.

Канарис не хотел выполнять просьбу Гейдриха предоставить тому польскую военную форму для организации, как всем теперь известно, грязной провокации, в ходе которой «поляки» напали на радиостанцию в Глейвице, однако в конце концов ему пришлось подчиниться. Возмущенный использованием таких грязных методов, Канарис обратился к руководству ОКХ с просьбой вмешаться и обратиться к Гитлеру для предотвращения этой провокации. Когда Браухич не стал ничего предпринимать, Канарис записал в дневнике: «По своей собственной вине и своими собственными руками руководство (ОКХ) лишило себя всякого авторитета и возможности влияния на ход событий». Эту запись Канарис показал Гроскурту, который перенес ее в свой дневник, где она приведена в единой графе за 2—22 августа 1939 года.

Бек, эта «упавшая звезда», находился в еще большей изоляции, чем некоторые предполагали. Ненависть Гитлера к нему была всем хорошо известна, поэтому навещали его только самые близкие и преданные люди; большинство же бывших сослуживцев и знакомых старались держаться от него подальше. С другой стороны, его товарищи по оппозиции вынуждены были проявлять осторожность в контактах с ним, поэтому связь главным образом поддерживалась через Остера и Гроскурта. После встречи вечером 25 октября 1939 года в доме Остера Гроскурт сделал в дневнике запись, которая проливает свет на то положение, в котором оказался Бек: «Интересные сообщения о Беке: он сидит дома в полном бездействии и пишет политические трактаты, которые направляет своей 23–летней дочери, живущей в Восточной Пруссии».

Помимо свидетельства Гизевиуса, об этом имеется запись и в дневнике Гальдера.

Газетам было дано указание не печатать сообщение о предложении короля Бельгии и королевы Голландии на первых страницах и вообще «не распространяться» по этому поводу.