Феликс Керстен - Пять лет рядом с Гиммлером. Воспоминания личного врача. 1940-1945

1. Гиммлер не станет выполнять приказ Гитлера взрывать концентрационные лагеря при приближении союзников; ни один лагерь не будет взорван, и никто из заключенных не погибнет.

2. При приближении союзников над концлагерями должен быть поднят белый флаг, а сами лагеря должны быть сданы в установленном порядке.

3. Дальнейшее уничтожение евреев приостанавливается и запрещается. С евреями следует обращаться так же, как с другими заключенными.

4. Концентрационные лагеря не подлежат эвакуации. Заключенные должны оставаться там, где содержатся сейчас; они могут получать продовольственные посылки.

Гиммлер поставил под этим соглашением подпись: «Генрих Гиммлер, рейхсфюрер СС». Я же подписался: «Во имя гуманности, Феликс Керстен».

Таков был первый решительный шаг, который предотвратил угрозу, нависшую над заключенными евреями, и в то же время спас жизни тысяч узников различных национальностей. Никогда в своей жизни я не испытывал такого возвышенного счастья, как в тот момент, когда поставил свою подпись на этом документе под подписью Гиммлера. Я ощущал себя представителем невидимой силы, превосходящей все иные силы на земле. Взяв ручку, я еще не представлял себе, какими словами подписаться. Но, глядя, как на бумаге медленно появляется напыщенная подпись Гиммлера, мне стало ясно, какую великую силу я представляю на переговорах с Гиммлером – саму гуманность, и я выразил это чувство, подписавшись «во имя гуманности». Гиммлер посмотрел на меня как пораженный громом, кивнул, сложил бумагу и отдал мне мою копию договора, не сказав ни слова. Я положил ее в карман и поднялся, чтобы уйти.

У меня не было времени, чтобы зафиксировать все этапы переговоров с Гиммлером, предшествовавшие подписанию документа, так же подробно, как я записывал прежние разговоры с ним. Постоянно всплывали новые проблемы и затруднения; я часами сидел на телефоне и использовал все имеющиеся у меня связи. Мне помогал Брандт, увещевая Гиммлера и подготавливая почву для следующей сделки. Хотя любому наблюдателю очевидно, что конец близок, Гиммлер живет в постоянном и совершенно непостижимом для меня страхе перед Гитлером и его окружением, особенно перед Геббельсом и Борманом. Я подмечал это снова и снова, когда поднимал другие темы, которые наметили мы со Шторьхом. Лично Гиммлер пошел бы на большие уступки, если бы не испытываемый им постоянный страх. Очевидно, ему не дает покоя возможность, что в самый последний момент ситуация радикально изменится – и как тогда он оправдается перед фюрером?

Теперь мне вполне очевидно, насколько сильно гипнотическое влияние, оказываемое Гитлером на Гиммлера. Тот по-прежнему подчиняется этой силе внушения, даже в преддверии неминуемого конца. Он постоянно заклинает меня соблюдать строжайшую секретность; больше всего его беспокоит то, как бы документ не попал в руки «шакалов из прессы». Я был вынужден дать ему слово чести, что не покажу соглашение ни одной живой душе, что не буду снимать с него никаких копий и даже фотографировать. Этот памятный документ я взял с собой в Швецию.

Харцвальде

13 марта 1945 года

Сегодня я попросил Гиммлера освободить француженок из лагеря Равенсбрюк, что он уже обещал мне в декабре 1944 года. Я указал Гиммлеру, что держать их в заключении больше нет никаких причин, так как Франция освободилась от немецкой оккупации и задержание этих женщин лишилось всякого смысла. Я думал, что эту просьбу сравнительно легко выполнить, но, к своему изумлению, обнаружил, что Гиммлер не склонен идти мне навстречу. Очевидно, некоторые из этих узниц попали в лагерь по приказу свыше и Гиммлер боялся осложнений. После долгих проволочек и бурных дискуссий Гиммлер наконец согласился освободить 800 француженок и отправить их в Швецию. В то же время он заявил, что хочет некоторых из них оставить в Германии, чтобы иметь рычаг влияния на Францию. Очевидно, он отберет тех женщин, чье освобождение не представляет опасности. Мне нужно немедленно связаться с Брандтом, чтобы принять меры, гарантирующие быстрое освобождение женщин.

Харцвальде

14 марта 1945 года

Сегодня я поставил перед Гиммлером вопрос об освобождении евреев из лагеря Берген-Бельзен. Все они должны получить южноамериканские паспорта и разрешение уехать в Швецию. Я попросил Гиммлера дать согласие на отъезд этих евреев. Я указал, что Всемирный еврейский конгресс придает большое значение освобождению этих евреев, и передал Гиммлеру меморандум Шторьха. Гиммлер прочел меморандум очень внимательно и вернул его мне, не высказав своего отношения к документу.