Фридо Зенгер - Ни страха, ни надежды. Хроника Второй мировой войны глазами немецкого генерала. 1940-1945

Когда 2 октября были оставлены последние взлетно-посадочные полосы, я доложил, что плацдарм можно удерживать только до следующего вечера. Это означало, что надо бросить несколько сотен грузовиков. Последние паромы «Зибель» должны были взять на борт какое-то количество зенитных батарей, остававшихся для удержания плацдарма. Их грузили за пределами порта, поскольку противник настолько сузил наш плацдарм с тающей на нем пехотой, что мог накрыть порт огнем своих орудий.

Сражение подходило к своему драматическому финалу. Фактически мы были окружены: с суши – быстро приближающимися французскими войсками и партизанами, с моря – подводными лодками, а в воздухе господствовали явно превосходящие силы союзной авиации.

В последнюю ночь я перенес свой КП с южной окраины Бастии на север, так как противник угрожал спуститься с окрестных холмов. Прибыл транспортный флот, и началась погрузка оставшихся орудий и танков как в самом порту, так и за его пределами. У кого-то возникла мысль поджечь грузовики, которые приходилось бросать на месте. Огонь распространился на порт, угрожая причалам, и его приходилось тушить с судов. Напряженность нарастала, нам оставалось только безучастно наблюдать, как взрываются боеприпасы. Чтобы снять стресс, я искупался в море, пока Pop болтал с симпатичной француженкой, медсестрой из госпиталя. В 16.00 мы погрузились на небольшое судно, подошедшее к причалу, и уже с воды я наблюдал за последними пунктами погрузки и отдавал указания. Наше перегруженное суденышко еле держалось на плаву, а вокруг поднимались волны от падающих снарядов. Когда мы отошли чуть дальше, я перебрался на торпедный катер, но на нем не оказалось спасательных жилетов. Поэтому мы вернулись в пылающий порт, где взяли жилеты с разрушенного торпедой судна. К счастью, наши зенитные батареи, не ведущие стрельбу по воздушным целям, направили непрерывный заградительный огонь по холмам. У них имелся избыток боеприпасов, которые невозможно было погрузить, и это стало нашим спасением. Затем погрузились сами батареи, и огонь вели только орудия на судах и лихтерах, целясь по высотам, начинавшим уже исчезать из виду в вечерних сумерках.

За всю войну я не видел ничего более живописного, чем зрелище того сражения. В порту между судами вздымались фонтаны воды. Трассирующие снаряды наших корабельных орудий вычерчивали цепочку линий над городом и его предместьем. Пока грузились арьергарды, воздух сотрясали заранее подготовленные в черте города разрушительные взрывы. Потом стемнело, и внезапно грохот прекратился, за ним последовала оглушающая тишина, в которой не было слышно даже гула отходящих судов. Наблюдать за их погрузкой стало невозможно, и я даже сомневался, удастся ли ее завершить.

Я приказал еще раз подойти поближе к берегу, чтобы выяснить, что там с последними судами и частями арьергарда. Находившиеся рядом офицеры занервничали. Наконец пришла радиограмма от офицера флота, что командир арьергарда погрузил всех и направляется на континент. Я задержал свое судно еще на некоторое время, чтобы подобрать всех, кто мог еще подойти, и в 23.00 отдал приказ «Отдать концы, полный вперед!», который всем нам принес облегчение. Мы держали курс строго на север, чтобы избежать встречи с субмаринами. Я сидел на палубе, завернувшись в шинель и глядя на звезды, потом погрузился в глубокий сон. До самых первых лучей рассвета меня не разбудил ни единый звук, судно уже швартовалось в порту Ливорно.

Флотские офицеры, которые в течение ночи отвечали за наш переход, настояли – даже еще до того, как мы добрались до наших новых квартир, – на том, чтобы мы отпраздновали с ними наше благополучное прибытие. Неподалеку от этих квартир стояла часть, занимавшая побережье у Ливорно, и в ней служил мой сын. Со своей позиции на возвышенности он наблюдал, как возвращались с Корсики «юнкерсы», точно так же, как ждал меня в Сталине после недель боев в калмыцких степях. Вечером 4 октября мы вновь оказались под одной крышей на вилле Поццо принца Буонкомпаньи.

5 октября стало одним из тех дней в моей жизни, который я запомню надолго. После завтрака с сыном и моим другом Рором над расстилавшейся перед нами долиной реки Арно мы провели чудный день во Флоренции. Сводка вермахта должна была успокоить тех членов моей семьи, кто вернулся домой, потому что подтверждала вывод наших войск с Корсики, что, между прочим, означало, что я не попал в немилость. Действительно, я получил телеграмму от Гитлера, в которой он выражал одобрение моему руководству «операцией, столь совершенного проведения которой никто не мог ожидать». Позже я узнал, что был в ОКБ объектом спора, который выиграли те, кто меня поддерживал. Тем не менее, из-за моего отказа подчиниться приказу мое имя осталось в черном списке.