Наталья Лебина - Повседневная жизнь советского города - Нормы и аномалии. 1920–1930 годы.

На улицах российских городов, и в том числе в Ленинграде, стали появляться конструктивистские постройки. Некоторые из них были предназначены для жилья и назывались домами-коммунами. Они должны были воплотить в жизнь идею коллективизации жилищного быта. Рьяным пропагандистом ее являлся старый большевик Ю. Ларин. Он делал ставку на 100 % обобществление домашнего хозяйства, исходя из введенной в это время «непрерывной рабочей недели» и проектируемого распада семьи как социального института. Осуществить эту идею легче всего казалось в условиях домов-коммун. Понятие это толковалось по-разному.

Часть архитекторов-конструктивистов понимала под домом-коммуной единый архитектурный объем, в котором были объединены индивидуальные квартиры и коммунальные учреждения. По такому принципу в Ленинграде, в частности, были спроектированы Бабуринекий, Батенский и Кондратьевский жилмассивы. Процесс постройки одного из них описан в романе Ю. Германа «Наши знакомые». В некоторых новых постройках была произведена попытка реализовать иной тип коллективного жилья, существовавший в двух формах. Первая — 2–4-х комнатные семейно-индивидуальные квартиры с умывальником, подобием кухни и персональным ватерклозетом. Магия этого слова на рубеже 20–30-х гг. была для обитателей рабочих казарм почти абсолютной. Но уже ванно-душевой комплекс предполагался один на несколько квартир. Вторая форма жилья включала отдельные жилые комнаты, соединенные с небольшим помещением для разогревания пищи. Остальные удобства были общими и располагались в коридорах. При этом нигде не оговаривалось, на сколько человек должна была приходиться душевая точка, раковина или туалет. Здесь столь почитаемая советской системой санитарная норма переставала действовать. Более того, считалось, что такое жилище, а по сути дела совместное использование этих обязательных гигиенических атрибутов нормальной жизни, позволит быстрее осуществить переход к более развитому коллективному быту!

В 1929–1930-е гг. в Ленинграде на улице Рубинштейна, 7 возвели дом-коммуну гостиничного типа, описанный поэтессой О. Ф. Берггольц: «Его официальное название «Дом-коммуна инженеров и писателей». А потом появилось шуточное, но довольно популярное в Ленинграде прозвище — «Слеза социализма». Нас же, его инициаторов и жильцов, повсеместно величали «слезинцами». Мы, группа молодых (очень молодых!) инженеров и писателей, на паях выстроили его в самом начале 30-х тт. в порядке категорической борьбы со «старым бытом»… Мы вселились в наш дом с энтузиазмом… и даже архинепривлекательный внешний вид «под Корбюзье» с массой высоких крохотных клеток-балкончиков не смущал нас крайняя убогость его архитектуры казалась нам какой-то особой строгостью, соответствующей времени». У «слезы социализма» было множество недостатков, которые вынуждена была признать даже такая убежденная комсомолка 30-х гг., как Берггольц: «Звукопроницаемость же в доме была такой идеальной, что если внизу, на третьем этаже, у писателя Миши Чумандрина играли в блошки или читали стихи, у меня на пятом — уже было все слышно вплоть до плохих рифм. Это слишком тесное вынужденное общение друг с другом в невероятно маленьких комнатках-конурках очень раздражало и утомляло» [354] Берггольц О. Ф. Дневные звезды. Л., 1960. С. 69–71. .

Действительно, некоторые конструктивисты, как теоретики, так и практики архитекторы, доводили идеи обобществления быта до абсурда. Читатель, когда-либо обращавшийся к повести «Мы» Е. Замятина, невольно вспомнит, что героям повести предлагалось творить любовь в специально обозначенное время по предъявлению розовых билетиков. Примерно так рассуждал архитектор Н. Кузьмин. Он планировал, например, сделать в доме-коммуне общие спальни на шесть человек. Муж и жена на законном основании могли в соответствии с особым расписанием уединяться в «двуспальню» или «кабину для ночлега» [355] Советская архитектура. 1930. № 3. С. 14–15. . Проект Кузьмина по настоянию Ларина пытались реализовать на стройке Сталинградского тракторного завода. В Ленинграде до «розовых билетиков» дело не дошло. Более того, дома-коммуны «не состоялись» в своем первоначальном варианте практически нигде. Их практика была осуждена специальным постановлением «О перестройке быта», принятом ЦК ВКП(б) 16 мая 1930 г.

Но бытовые коммуны, или, как их называли в документах, бытовые коллективы, в конце 20-х гг. разрастались теперь уже с государственного благословения. Для их создания не требовалось разворачивать грандиозное строительство. Коллективизация быта вновь стала вестись подсобными средствами. И эта перспектива в первую очередь нависла над молодыми рабочими. Число горожан увеличивалось прежде всего за счет разбухания пролетарской прослойки. В 1910 г. в Петербурге она составляла 27 % населения, а в 1931 г. достигла почти 57 %. Жилищное строительство перестало поспевать за бурным ростом количества рабочих. Кроме того, следует признать, что и знаменитые конструктивистские дома воздвигались в большинстве случаев для средней руки номенклатуры и новой интеллигенции, как, например, толстовский дом в Ленинграде на набережной Карповки, 13., «Слеза социализма» или возведенный уже в 1934 г. Дом политкаторжан. Рабочим же, в особенности приезжим, приходилось довольствоваться либо углами, либо старыми казармами. Чтобы как-то помочь молодым людям справиться с трудностями материального порядка, профсоюзы и комсомол вновь вернулись к идеям коммун.