Наталья Лебина - Повседневная жизнь советского города - Нормы и аномалии. 1920–1930 годы.

В начале 30-х гг. борьба с пьянством стала постепенно прекращаться. Однако совершалось это в завуалированной форме. Будучи заинтересованы в продаже водки для пополнения бюджета, власти, тем не менее, не осмеливались прямо отвергнуть привычную моральную норму осуждения алкоголизма. Именно поэтому они поддержали задуманную ОБСА кампанию по закрытию пивных, которая развернулась в Ленинграде в 1931–1932 гг. Горожане нередко обращались в Ленсовет с просьбами убрать в тех или иных микрорайонах города точки торговли пивом, считая их «рассадниками преступности и хулиганства» [46] ЦГА СПБ. Ф. 1000. Оп. 50. Д. 21. Л. 26. . Власти «отреагировали» — количество пивных в сравнении с 1926 г. сократилось вдвое, в 1933 г. их осталось 190. Одновременно уничтожили и несколько винных магазинов (лавок). Эта инициатива уже противоречила установившейся норме — систематическому потреблению населением водки и вина, продающихся в государственных магазинах. Власти вновь не замедлили «отреагировать».

В сентябре 1932 г. Леноблисполком направил секретное письмо в адрес районных исполкомов следующего содержания. «Ввиду участившихся случаев переброски винных лавок «Союзспирта» в неприспособленные и малопригодные помещения, что в результате вызывает закрытие лавок и сокращение их количества, а тем самым отзывается на выполнении бюджетного задания «Союзспирта», в будущем при возникновении вопросов о переброске лавок надлежит каждый отдельный случай согласовывать с Облисполкомом и никаких переводов до получения разрешения не производить» [47] Там же. Л. 57. . А через год, в сентябре 1933 г., на заседания Леноблисполкома было принято специальное решение «О работе Спиртотреста». В документе, имевшем пометку «не подлежит разглашению», указывалось, что наряду с закрытием пивных необходимо «…для усиления реализации водочных изделий… обеспечить полное выполнение планов и открыть 200 новых лавок к 15 октября» [48] Там же. Л. 145. . Власти «позаботились» даже об отдаленных районах Ленинградской области. Секретное решение Леноблисполкома предусматривало «для обеспечения бесперебойной торговли водкой… особенно в глубинках, в период распутицы обязать Севзапсоюз, Леноблторг и Спиртотрест обеспечить запас водки… с учетом создания необходимых запасов на весь период распутицы…» В городе же согласно приказу Главного управления спиртовой и спиртоводочной промышленности Накромснаба СССР от 16 июля 1933 г. «НЕОБХОДИМО (было — Н. Л.) ОРГАНИЗОВАТЬ ДЕЙСТВИТЕЛЬНУЮ ТОРГОВЛЮ ВОДКОЙ И В СООТВЕТСТВИИ с ЭТИМ ПЕРЕСТРОИТЬ СБЫТОРАБОТУ» (Так в источнике. — Н. Л.). Использование заглавных букв в документе подчеркивает важность данного мероприятия для государственных структур. Во исполнение этого решения за 6 месяцев 1933 г. количество винно-водочных магазинов в Ленинграде возросло с 444 до 625. Для сравнения следует напомнить, что в 1926 г. в городе было примерно 200 точек, торгующих алкоголем [49] Там же. Л. 147, 180, 181. . Широкая доступность водки и вина, возможность их свободного приобретения без карточек превращали потребление спиртного в норму жизни в советском обществе.

На рубеже 20–30-х гг. в стране начался процесс формирования новых элит. Их повседневность должна была являть собой образец роскошной жизни при социализме, которую когда-нибудь, позже, будут иметь все. Утрачивал свои позиции наивный аскетизм эпохи военного коммунизма. Все популярнее становились официальные торжества, сопровождаемые банкетами. Так отмечались трудовые и спортивные достижения граждан страны советов, подвиги летчиков и полярников, научные открытия.

Отмена карточной системы, еще больше усилившая социальное расслоение советского общества, сопровождалась и всплеском рекламы напитков новой партийно-советской буржуазии. К этому времени относятся такие призывы, как «Покупайте коньяк в гастрономе» или «Пейте советское шампанское» — шедевр советского рекламотворчества. Бурная пропаганда спиртных напитков отечественного производства совпала с так называемым «культурническим» периодом в развитии советского общества. Ряд западных историков и вслед за ними отечественные политологи, пытающиеся работать с историческим материалом, датируют «культурничество» 1935–1938 гг. [50] Волков В. В. Концепция культурности, 1935–1938 годы: сталинская цивилизация и повседневность сталинского времени // Социологический журнал. 1996. № 1–2. С. 197. . В это время они считают возможным зафиксировать «плавную» замену раннебольшевистских ценностей и норм более традиционными, по мнению В. Данхем, с помощью ««большой сделки» правительства со средним классом» [51] Dunham V. In Stalin's Time. Middleclass Values in Soviet Fiction. Cambridge, 1979. . Ш. Фицпатрик, конкретизируя концепцию культурности, вообще полагает, что в 30-х гг. возродилась «буржуазная» забота о личном имуществе и статусе, о культурных нормах потребления спиртного как показателях культурности личности в целом [52] Fitzpatrick S. The Cultural Front: Power and Culture in Revolutionary Russia. Ithaca: Cornell University Press., 1992. P. 218. .