Герберт Фейс - Черчилль. Рузвельт. Сталин. Война, которую они вели, и мир, которого они добились

Однако в том же ответе он одобрил, основываясь на дальнейшем рассмотрении фактов, большую часть самых умеренных предложений и стандартов управления экономической, политической и общественной жизнью Германии.

Черчилль столь же поспешно отмежевался от скоропалительного квебекского соглашения, заметив: «…идея сделать Германию „пасторальной“ не приживется».

В предложенной политической директиве, посланной британским правительством на рассмотрение в Вашингтон в конце октября, содержалась гораздо более умеренная программа управления экономической жизнью Германии и делами, которые за короткое время завоевали благосклонность в Квебеке.

Для выработки общей политики по Германии, казалось, было еще далеко. Но к концу лета осталось очень мало времени или не осталось совсем для решений по Польше, которую быстро занимали советские войска.

Рузвельт, снова сообщив Сталину, что по-прежнему не хочет вмешиваться в польский вопрос, все-таки согласился принять Миколайчика в Вашингтоне. Между 7 и 14 июля 1944 года они провели четыре беседы. В это время шло вторжение в Нормандию. Президент чувствовал себя более уверенно, но решительно отказывался принимать какие-либо обязательства. Он только повторял, что Польша должна быть свободной и независимой, и обещал позаботиться, чтобы она не оказалась после войны пострадавшей стороной. Президент намекнул, что это не так уж сложно выполнить, потому что Сталин реалист, но не империалист. Что же касается границ, в которых будет процветать польская нация, он сказал, что ему все же не нравится идея ограничить Польшу на востоке линией Керзона; но он лишь обещал при благоприятных обстоятельствах попытаться выступить в качестве «посредника» в выполнении соглашения по этому спорному вопросу. Он свободно и легко обрисовал свою идею урегулирования, по которой Польша, уступая Советскому Союзу территорию на востоке, оставляла за собой Львов, районы Тернополя и Дрогобыча. в которых добываются нефть и поташ.

Об этом Миколайчик рассказывает в своей книге. Однако существует расхождение между этим рассказом и фразой Чехановского. польского посла в Соединенных Штатах, утверждавшего, что президент упомянул «город Львов, город и нефтяные месторождения Дрогобыча и район Станислава».

И Станислав (ныне Ивано-Франковск. – Примеч. ред.), и Тернополь находятся довольно далеко соответственно к юго-востоку и востоку в Восточной Галиции. Тернополь расположен недалеко от русской границы. Станислав значительно удален к юго-востоку от Львова, но, вероятно, более, чем Тернополь. Отдать какой-либо из этих городов Польше означало бы включить в ее состав большую часть Восточной Галиции.

В обмен на это на западе Польша могла получить Силезию, Восточную Пруссию, включая, вероятно, даже Кенигсберг. Миколайчик твердо выступал против подобных переносов бывших польских границ. Как он рассказывал позже, он ответил, что, по его мнению. «…у России не больше прав на половину нашей страны, чем на территорию Соединенных Штатов от Атлантики до Миссисипи…».

Президент посоветовал польскому премьер-министру встретиться со Сталиным и снова попытаться найти условия соглашения. Он заметил, что, разговаривая со Сталиным, нужно держать пальцы скрещенными. Но все же «вы, поляки, должны прийти к соглашению с Россией. У вас нет шансов победить Россию самостоятельно, а… британцы и американцы не намерены бороться с Россией».

Хэлл дал тот же самый совет в гораздо более витиеватых выражениях.

Миколайчик согласился на встречу со Сталиным, и президент пообещал направить маршалу послание с просьбой принять Миколайчика.

Пока в Вашингтоне проходили эти переговоры, Гарриман, по просьбе президента, попытался выяснить, есть ли шансы на примирение. Изучив стенограммы бесед президента с Миколайчиком в Вашингтоне, 10 июня он заметил Сталину, что отношение Рузвельта к Польше со времени встречи в Тегеране не изменилось, но он озабочен будущим статусом Львова. Однако он верит в возможность урегулирования этого вопроса между русскими и поляками и уверен, что при благожелательном отношении Сталина к этой проблеме соглашение может быть достигнуто. Сталин дал уклончивый ответ: «…если в польско-советских отношениях возникнут осложнения, он информирует президента».

Сталин также заметил, что, по его мнению, будет полезно, если Гарриман побеседует с членами Национального совета Польши – фаворитами Кремля, – которые недавно прибыли в Москву. Дело в том, объяснил он, что они живут в Польше, а не в эмиграции и могут рассказать ему много полезного. Гарриман согласился на неофициальную встречу, которая состоялась на следующий день. Поляки охарактеризовали свой Совет как союз всех польских групп центристского и левого направления, желающих превратиться в польский парламент, в котором будут присутствовать демократические элементы. Главная цель Совета – выгнать немцев из Польши, в то время как подпольное правительство, возглавляемое генералом Соснковским. недостаточно активно борется против немцев, допустило убийство сторонников польского народного движения и сотрудничает с немецким гестапо. Поляки добавили, что хотели бы связаться с бывшими демократическими членами лондонского правительства, в том числе и с Миколайчиком, которых, по их твердому мнению, можно убедить сотрудничать с Советом. Что же касается границ, они сообщили послу свое мнение, что Польша только выиграет, если будет сотрудничать с Советами, а не займет непреклонную позицию; что они надеются сохранить за Польшей нефтяные месторождения Галиции и Львов, а также расширить польскую территорию на западе. Они предложили направить в Польшу американского военного наблюдателя, чтобы он сам изучил ситуацию в стране и увидел, кто пользуется поддержкой польского народа.