Олег Гончаренко - Тайны Белого движения. Победы и поражения. 1918–1920 годы

Алексей Максимович Каледин был фигурой заметной и авторитетной. Еще в Великую войну, когда он командовал 12-й кавалерийской дивизией в составе 8-й армии Брусилова, его называли «второй шашкой России»; он был смелым и вместе с тем чутким командиром, всегда лично водившим своих кавалеристов в бой. После ухода Брусилова принял под командование 8-ю армию, отличившуюся в ходе «Брусиловского прорыва», наголову разгромив 4-ю австрийскую армию. После революции авторитет бывшего командующего 8-й армией на Дону был столь высок, что он единодушно был избран атаманом, хотя к тому времени власть атаманов была уже сильно урезана чисто представительскими функциями в заседаниях различных правительств.

Каледину в качестве атамана, популярного у донских казаков, удавалось решать множество вопросов и задач, связанных с бытом и другими насущными проблемами казачества, появившимися с крушением Российской империи. Он ясно понимал, что при всей непопулярности центральной власти, будь то Временное правительство или пришедший ему на смену Совдеп, казачество едва ли будет слепо повиноваться ее воле, ибо единства к тому времени в казачьих рядах становилось все меньше. Алексей Максимович сознавал, что казачья психология и убеждения — единственное, что остается непоколебимым до времени, и оттого положился на них, как на провидение. Случись казакам опомниться и вовремя выступить против большевистской власти, их ждал бы успех, но если этого не происходит, говорил Каледин, «казачья песня спета».

Каледин искренне сочувствовал корниловским попыткам спасти положение дел в стране и оттого не мог безучастно относиться к набиравшему силу сплочению офицерства вокруг Алексеева и других генералов в их отчаянном шаге противоборствовать распаду бывшей империи. Вместе с этим он сознавал, что его авторитета, пусть даже весьма обширного, едва ли хватит для консолидации казаков и уж тем более вовлечения их в новую войну с новым врагом, доселе не проявлявшим серьезных признаков агрессивности. Он осторожно выжидал развития событий и не особенно верил в успех предпринимаемого Алексеевым дела.

Бывший главнокомандующий, Алексеев, еще недавно, управлявший многомиллионными армиями и имевший в своем распоряжении миллиардные бюджеты, нарочно не спешил призывать офицерство собраться на Дону под знаменами добровольческих объединений. Опытный администратор, он справедливо решил сосредоточить свои усилия на организации быта своих будущих подчиненных, уладить финансовые вопросы, наладить получение пожертвований от частных лиц, провести закупку вооружения и амуниции, а также, как писал А. И. Деникин, «приютить, обогреть и накормить бездомных и гонимых людей» — офицеров его будущей армии.

Часть офицерства еще находилась в Петрограде, обитая под видом раненых в одном из городских лазаретов на Барочной улице. Там они терпеливо ожидали призыва своего командующего, рискуя каждый день быть обнаруженными и расстрелянными набиравшей силу машиной большевистского террора. С пожертвованиями от частных лиц дело шло тоже непросто. К ноябрю 1917 года Алексееву пожертвовали немногим более четырехсот рублей «на армию», что отчасти объяснялось неоднозначной оценкой жертвующими средства большевистского правительства и сохранявшимися надеждами на улучшение ситуации в новом 1918 году.

Необходимо было быстрое формирование боеспособных частей, привлечение знающих военных специалистов, однако хозяйственные заботы отнимали у М. В. Алексеева большую часть времени, работа над емким по содержанию и ясным по смыслу документом-призывом затягивалась намеренно, ибо Алексееву претила сама мысль о вызове людей в несформированную армию, без обеспечения провиантом, униформой и оружием. Первое формальное воззвание к офицерству прибыть на Дон и присоединиться к создаваемой армии вышло лишь в декабре 1917 года, когда многие пути туда были перекрыты фронтами. Часть офицерства добиралась на Дон самостоятельно, небольшими группами, а то в одиночку. Ехали, полагаясь на слухи и собственную интуицию, надеясь, что консервативная казачья донская среда станет непреодолимым валом на пути большевиков.

Донское казачество и его лидеры, не желая обострения отношений с советской властью, нехотя принимали прибывавших офицеров, осторожно признавая их лишь «беженцами». Пробольшевистская и либеральная печать также неодобрительно отзывалась о прибывающих военных, называя ситуацию на Дону «критической» из-за «устойчивой концентрации контрреволюционного элемента». Рабочие Ростова и Таганрога, обработанные прессой, недальновидно придерживались общей линии на отстранение от назревающего конфликта с новой властью и выражали ей свою полную поддержку на многочисленных стихийных митингах, возникавших в крупных губернских городах.