Майкл Карлей - 1939. Альянс, который не состоялся, и приближение Второй мировой войны

Мысль Чемберлена опять состоит в том, что контакт с Германией желателен, если его будут осуществлять не такие безответственные люди как Хадсон. Советскую реакцию на утечку информации об этих контактах, как раз в тот момент, когда немцы решили возобновить контакты и с ними, легко было представить. Майский сообщал об откровениях прессы и был уверен, что Хадсон лишь «выражал настроение премьера», хотя в прессе это и отрицалось. Но иначе Хадсона следовало бы уволить. Майский не верил в заявление Чемберлена на заседании палаты общин, что Хадсон действовал без его ведома, хотя на самом деле так оно и было. Если бы Чемберлен был хоть чуть озабочен переговорами в Москве, он немедленно уволил бы Хадсона, но, видно, они его нимало не заботили. 110

Суриц тоже вывел из всех этих материалов в прессе весьма негативные заключения. «Всякий честный сторонник соглашения с нами спрашивает себя, какое доверие Москва может иметь к переговорам, когда в момент переговоров находится мост к соглашению с Германией, а во время военного конфликта между СССР и Японией делаются позорные авансы Японии». 111 Это последнее замечание относилось к попыткам англичан разрешить кризис относительно британских прав на Тяньцзинь, который был блокирован японцами. Британцы с трудом вышли из опасной ситуации, но нанесли ущерб их собственному престижу. Теперь, по прошествии времени, оценки Сурица могут показаться несправедливыми, но в то время все это казалось ему очень похожим на еще одну британскую капитуляцию. Молотов скажет позднее, что советское правительство заключило пакт о ненападении с Германией именно для того, чтобы предотвратить англо-германское соглашение, вероятность которого очень увеличивалась встречами Хадсона и Вольтата. 112

И все-таки возможность заключения англо-германского соглашения на самом деле была ничтожна, хотя Советы имели все основания не доверять Чемберлену. Майский признавал, что общественное мнение и парламентская оппозиция «обложили» премьер-министра со всех сторон, но он все еще обладал огромной силой убеждения и был способен к тонким политическим ходам. Будь у Молотова больше времени и терпения, и он вполне мог бы добиться заключения договора с англичанами. Но время и терпение у Москвы уже кончались, этим и воспользовались немцы.

В конце июля Европа оказалась на перепутье. Англичане и французы готовились послать в Москву свои военные миссии. Гитлер игнорировал британские инициативы, направленные на улучшение отношений, в то время как германские дипломаты продолжали обхаживать Советский Союз. Молотов демонстрировал интерес к этим германским прелюдиям и, казалось, желал их продолжения и развития. Но все же, как отмечал Шуленбург, Молотов испытывал подозрения: он не доверяет ни нам, ни англичанам. В то же время усиливались признаки подготовки Германии к войне с Польшей. Кризис был неминуем и все опасались наихудшего.

И все же во Франции и Британии даже противники умиротворения испытывали в отношении штабных переговоров с Москвой некоторое беспокойство. Будут ли они успешными? А уж если нет, то помогай нам Бог. Кто знает, что Чемберлен или Бонне делали бы? В конце июля и Сидс и Наджиар предупреждали свои правительства, что в Москву лучше ехать не с пустыми руками. «Я убежден, — писал Сидс, — что прибытие в Москву британской военной миссии будет единственным доказательством нашей искренности, которому готово поверить советское правительство... каждый член Политбюро считает, что нынешнее британское правительство просто проникнуто духом «капитулянтства» перед державами Оси; по некоторая, весьма влиятельная его часть, все же полагает, что с помощью нашей прессы и общественного мнения, а также постоянного давления со своей стороны нас можно скрутить и принудить к соглашению. И это соглашение должно быть абсолютно недвусмысленным, четко прописанным в сфере военных действий». 1

Наджиар несколькими днями позже отослал подобную депешу своим. Советское правительство придавало штабным переговорам огромное значение; их прогресс совершенно однозначно обусловливал прогресс во всех иных областях. Советское руководство не хотело голословных заявлений о военных обязательствах, такая позиция преобладала в нем с 1935 года, со времени подписания франко-советского пакта. Мы не хотели заключать военной конвенции, отмечал Наджиар, а сейчас и Молотов и Потемкин твердят, что без штабного соглашения не будет вообще ничего. 2