Майкл Карлей - 1939. Альянс, который не состоялся, и приближение Второй мировой войны

Это послание было услышано в Париже и Лондоне. В начале июля британское правительство пошло на уступки по многим болезненным пунктам: согласилось не увязывать суть соглашения с документами Лиги, пошло на изъятие пункта о возможности сепаратного мира, согласилось на гарантии балтийским странам поименно. И все же соглашение не было достигнуто. 1 и 3 июля Наджиар и Сидс встречались с Молотовым. Молотов согласился на секретный протокол, где перечислялись бы страны, которым предоставляются гарантии, но наотрез отказался от включения туда Голландии, Швейцарии и Люксембурга. Ему также не было ясно, как следует относиться по договору к «косвенной агрессии». Нерешенным остался и вопрос о военном соглашении и его увязке с политическими договоренностями. Беспокойство Молотова о непрямой агрессии, примером которой стал захват Чехословакии, не было сюрпризом — он неоднократно поднимал этот вопрос и раньше; правда, термин «косвенная агрессия» впервые использовал Чемберлен в начале апреля в своем выступлении в палате общин. Сама же концепция, хоть и не в тех терминах, также прозвучала и в англо-польском протоколе, принятом по результатам визита Бека в Лондон в апреле (подробно и четко она была разработана в англо-польском оборонительном пакте, подписанном 25 августа 1939 года). 69 То же самое можно сказать и о советской настойчивости относительно увязки политического и военного соглашений. И гарантии Голландии, Швейцарии и Люксембургу тоже были не новой проблемой — хотя Чемберлен и выдвигал их в качестве дополнительного британского требования. В начале мая Литвинов же рекомендовал советскому правительству принять гарантии для Голландии, Бельгии и Швейцарии в обмен на гарантии для балтийских стран. Но сейчас Молотов возражал против этого на чисто легитимных основаниях: дополнительных гарантий не одобрял Верховный Совет. Однако большинство читателей прекрасно знает, что такие решения принимал никакой не Верховный Совет, а сам Сталин. Кроме того, Молотов поставил условием предоставления этих дополнительных гарантий заключение договоров о взаимопомощи с Польшей и Турцией. 70 И если настойчивость Молотова в вопросе о включении определения непрямой агрессии в договор можно отнести к стремлению исправить прежде допущенную оплошность, то отказ в предоставлении гарантий западно-европейским странам был либо капризом, либо намеренным шагом, чтобы осложнить процесс. И если советско-турецкое соглашение представлялось вполне реальной возможностью, то советско-польский пакт о взаимопомощи был абсолютно из области фантастики.

Новое увязание переговоров в болоте нисколько не обеспокоило Чемберлена. В начале июля он писал Хильде:

«Пережил еще одну довольно хлопотливую и неудачную неделю... русские продолжают возводить свежие препятствия и даже Галифакс начинает терять с ними терпение, в то время как я все больше подозреваю их в нежелании договариваться. На прошлой неделе имел двухчасовую беседу с Ситрином, Моррисоном и Дальтоном [лейбористские и профсоюзные лидеры], в которой, полагаю, наконец, сумел убедить их, что мы делаем все возможное для достижения этого соглашения. Дело отнюдь не облегчают и постоянные заявления в британской и французской прессе, что мы уже практически достигли соглашения, хотя на самом деле переговорам еще и конца не видно. Мои коллеги тоже полны нетерпения и так нервничают по поводу последствий, которые может вызвать срыв этих переговоров, что это меня просто утомляет; по сам я настроен настолько скептически относительно ценности русской помощи, что абсолютно не считаю, что наше положение сильно ухудшится, если нам придется обойтись без них. В любом случае, нашего нынешнего курса придерживаться скоро будет уже нельзя». 71

В том же начале июля, Сарджент признался Корбену, что британские гарантии Польше и Румынии были ошибкой. Советы получили таким образом определенную степень защищенности и теперь могли настаивать на своем. Что они и делали: Молотов твердо стоял своем, не отходя от требований, которые были выдвинуты Литвиновым в апреле. Французы и британцы просто обречены были договариваться, иначе все их гарантии не стоили бы ни гроша. Правда, это осознание пришло к Сардженту «немного поздновато», отмечал Наджиар; «чтобы исправить эту ошибку, теперь придется заплатить русскую цену». 72

Западно-европейские гарантии, «косвенная» агрессия и ее дефиниции, увязка военного и политического соглашений оставались камнями преткновения. Перспектива военных переговоров очень мало привлекала англичан, Галифакс и другие министры вообще сомневались, что в этой области можно прийти к соглашению. Галифакс полагал, что с этим вопросом нужно тянуть как можно дольше. Как он пояснял на июльском заседании комитета по внешней политике, военные переговоры в конечном счете вовсе не так важны, они просто будут препятствовать Советскому Союзу «перейти в германский лагерь». Это был старый французский аргумент, оправдывавший еще франко-советский пакт. Направлен он был только на то, чтобы лишить Молотова возможности иметь еще один клочок бумаги, увязывавший политические и военные соглашения. По вопросу о непрямой агрессии, или скорее о ее дефинициях, Галифакс был непреклонен: «...поощряя Россию в вопросе вмешательства в дела других стран, мы можем нанести не поддающийся исчислению ущерб своим интересам, как дома, так и по всему миру». Британцы боялись вручить таким образом Советскому Союзу лицензию на право угрожать независимости балтийских стран и вообще на распространение коммунизма. А советское руководство опасалось германской агрессии в балтийские страны, с их согласия или без него. Сами прибалты взирали на все это с тревогой. Они предпочли бы год нацистской оккупации одному дню советской — и это тоже очень беспокоило советское правительство. 73 Послы государств Прибалтики делали регулярные запросы в Форин офис; британские послы в этих странах сообщали о растущей озабоченности и враждебности Советам. В начале июня Эстония и Латвия подписали пакт о ненападении с Германией и германские военные специалисты занялись инспекцией их приграничных оборонительных сооружений.