Майкл Карлей - 1939. Альянс, который не состоялся, и приближение Второй мировой войны

«Мы оба [Галифакс и Чемберлен] прекрасно понимаем опасность того, что германский народ может быть обманут и поверит в то, что мы планируем напасть на них, как только завершим необходимые приготовления, поэтому оба стараемся сделать ясной для них нашу истинную позицию. Очевидно, что нацисты боятся нашего успеха, потому что как в их собственной, так и в итальянской прессе появляются сообщения, которые представляют наше «движение» им навстречу как следствие наших неудач с русскими. Да и наша собственная оппозиция делает все, что в ее силах, чтобы упрочить это впечатление, очевидно решив заблокировать любые попытки предотвратить войну. Поэтому единственное, что нам остается — продолжать свое и не обращать на них внимания, надеясь, что в конце концов наши усилия смогут преодолеть отрицательное отношение к нам официальных кругов Италии и Германии. Я все еще верю, что лучше всего способен сработать наш план поддерживать контакты с Римом, где, я уверен, на перспективу войны взирают с ужасом...». 58

Весьма любопытно, что на этой точке развития событий Чемберлен и Галифакс были, похоже, гораздо больше заинтересованы в переговорах с Германией, чем Молотов, но при условии, что Гитлер будет вести себя «разумно». Беда была в том, что сами немцы хотели разговаривать с Молотовым, а не с Чемберленом. 13 июня Вайцзеккер встретился в Берлине с британским послом, сэром Невиллом Гендерсоном, чтобы поставить его в известность, что заключение англо-советского договора весьма затруднит англо-германское взаимопонимание. 59 Это был умный шаг, учитывая то, что немцы при этом вовсю обхаживали Молотова. Наджиар сообщал, что заявление Галифакса в палате лордов, а также выступления Чемберлена и сэра Джона Саймона в палате общин лишь усилили советскую подозрительность. До французов также дошли слухи, что нацистское правительство выражает явное желание «договориться» с Москвой. 60

Тем временем весь июнь и июль советские переговоры с французами и британцами шли ни шатко и ни валко, в торгах об условиях и бесконечных поисках политически приемлемых формулировок. Британская позиция, с которой соглашались и французы, состояла в том, что никакого соглашения заключать не следует, пока советское руководство не уступит в вопросе о балтийских странах. Сидс говорил Наджиару, что настрой у него пессимистический и на успех он не надеется. Переговоры не сдвинутся с места, пока англичане и французы не примут советских условий. Наджиар продолжал сетовать на утечки информации в парижскую прессу, которые могли происходить только из внутренних источников. 61

15 июня Сидс, Стрэнг и Наджиар представили Молотову англо-французскую позицию, которая базировалась на инструкциях, привезенных Стрэнгом, а эти инструкции состояли в том, чтобы не выходить за рамки предложений, сделанных в конце мая. Французы, скрепя сердце, согласились с английской позицией. Ответ Молотова, который он дал на следующий день, был просто повторением того, что он уже неоднократно говорил. Советское правительство твердо настаивало на гарантиях балтийским государствам. Если англо-французы не хотели соглашаться с этим, тогда Молотов предлагал прямой договор о взаимной помощи, вступавший в силу только в случае прямого неспровоцированного нападения на подписантов. «Нам кажется, что англичане и французы хотят заключить с нами договор, выгодный им и невыгодный нам, т. е. они не хотят серьезного договора, отвечающего принципу взаимности и равенства обязательств». 62 В середине июня состоялось еще несколько встреч; Сидс, при поддержке Стрэнга и Наджиара, пытался сдвинуть Молотова с мертвой точки, но безуспешно. «Похоже, что мне не удается добиться успеха нигде, — жаловался Чемберлен Хильде. — Эти русские не делают ничего, только публикуют в прессе коммюнике о том, что наши предложения их не удовлетворяют. С ними абсолютно невозможно иметь дело...». В Москве всегда относились плохо к тому, кто выступает со слабыми предложениями, предупреждал Наджиар: «Я не устаю повторять это Стрэнгу и его послу». Все британские усилия хоть как-то смягчить советские требования не приводили ни к чему, лишь усиливали подозрения русских. Красная армия могла выставить на фронт по крайней мере сотню дивизий, замечал Молотов. И пояснял — в том смысле, что сотня дивизий наверняка стоит гарантий балтийским странам. Стрэнг писал, что англо-французские позиции на переговорах откровенно слабы. 22 июня Сидс, как и Наджиар несколькими днями раньше, согласился с тем, что британскому и французскому правительствам следует либо принять советскую позицию по странам Прибалтики, либо договариваться о простом трехстороннем союзе против прямого нападения. 63 Бонне, ознакомившись с посланием Наджиара, поспешил со всем согласиться. Советское подозрение теперь легко было возбудить даже незначительными мелочами — замечаниями Лиги Наций, например. Давайте смахнем со стола весь мусор и уладим это дело как можно быстрее, писал Бонне Корбену 17 июня: повидайтесь с Галифаксом и убедите Форин офис, что необходимо спешить. Задержки могут вызвать такие последствия, о которых излишне даже распространяться. 64 Конечно, Бонне был прав, но даже в это время он продолжал двурушничать. В тот же самый день Корбен сообщил Кадогану, что французское правительство будет до конца поддерживать британские предложения. А несколькими днями позже, сам Бонне, встречаясь с Фиппсом, насмехался над Манделем и Рейно за то, что они находились «под советским влиянием» 65 Поведение Бонне лишь подтверждало известный закон физики: на каждое действие существует свое противодействие.