Алексей Литвин: Красный и белый террор в России. 1918–1922 гг.

Говорят, что первой жертвой войны являются не только люди, но и правда о ней. Потому с таким интересом до сих пор читается книга С. П. Мельгунова о красном Терроре в России [4] Мельгунов С. П. Красный террор в России. Берлин, 1924. 2-е изд.; М., 1990. 5-е изд. См. также: Мельгунов Сергей. Воспоминания и дневники. М., 2003. . В ней не только свидетельства очевидца, но и попытка проанализировать публикации той поры. И тогда и позже о красном и белом терроре писали многие, но исследование Мельгунова осталось среди наиболее эмоциональных. Первое издание его книги вышло в Берлине в 1923 г. «Я не могу взять ответственности за каждый факт, мною приводимый. Но я повсюду указывал источник, откуда он заимствован» [5] Мельгунов С. П. Красный террор в России. М., 1990. С. 5. , — писал историк. Этим источником для него стала, главным образом, большевистская и эмигрантская пресса. Мельгунов собирался писать и о белом терроре, подчеркивая, что это явление иного порядка, нежели красный террор, «это прежде всего эксцессы на почве разнузданности власти и мести» [6] Там же. С. 6. . Он и сам полон этой «мести» и не скрывал своей цели показать миру, кто есть большевики и их власть, и был убежден, что красный террор «ужаснее» белого. Мельгунов был тенденциозен в своих писаниях и в силу остроты недавних личных переживаний, он не делал вывода о том, что любой террор является свидетельством остроты борьбы и беспомощности правителей иными способами добиться успеха, что жестокость — это общечеловеческая боль.

Настоящая книга основана на изучении прежде всего документов, хранящихся в различных архивах России. Автор хотел показать жестокость и бессмысленность террора, выступавшего в то время под разными цветами, предостеречь от любой возможности повторения подобного. Автор весьма признателен коллегам А. С. Велидову (1928–1997), Д. Кипу, Ю. И. Кораблеву (1918–1996), Л. М. Спирину (1917–1993) за советы, ставшие необходимыми при написании книги.

Первое издание книги появилось в 1995 г., ей предшествовала большая статья на эту тему, опубликованная в журнале «Отечественная история» (1993. № 6. С. 46–62). Тогда же в рецензиях и ряде книг о гражданской войне в России появились отклики на эти публикации [7] Отечественная история. 1994. № 4–5. С. 284 (В. Бортневский); Вопросы истории. 1997. № 6. С. 169–170 (Б. Старков); и др. . Среди замечаний хотелось бы выделить одно принципиальное, касающееся ответственности за террор и его жертвы в российской гражданской войне. Меня упрекали в том, что утверждение принципа равной ответственности и красных, и белых за кровавые вакханалии в 1918–1922 гг. в России не может способствовать «ее объективному научному исследованию». Как будто признание «неравной ответственности» этому поможет, если признать, что красные «хуже» белых, или наоборот, то это сделает исследование на заданную тему объективнее. Наиболее категорично об этом высказался А. Суслов, заявивший, что даже «нравственно уравнять красный и белый террор нельзя». Он, как и некоторые другие историки, продолжил точку зрения Мельгунова о том, что для белых террор был актом мести и самоуправства офицеров, а красный террор носил системный, государственный характер [8] Отечественная история. 2000. № 5. С. 86–87. . Не думаю, чтобы какие-либо утверждения отдельных авторов могли помешать дальнейшим исследованиям проблемы. Разумеется, происхождение красного и белого террора в те годы имело свою специфику, но именно нравственно и тот и другой были одинаково жестоки и античеловечны. Какая разница для жертвы террора, во имя чего его лишают жизни без всяких на то оснований: во имя коммунизма или демократического устройства страны? Нравственно никакой террор не может быть оправдан, во имя каких бы светлых или мстительных целей он ни совершался [9] Подробнее о дискуссиях на эту тему см.: Бордюгов Г. А., Ушаков А. И., Чураков В. Ю. Белое дело: идеология, основы, режимы власти. Историографические очерки. М., 1998. С. 220–221, 254; Голдин В. И. Россия в гражданской войне. Очерки новейшей историографии (вторая половина 1980–1990-е годы). Архангельск, 2000. С. 170–173; Кан А. С. Постсоветские исследования о политических репрессиях в России и СССР. // Отечественная история. 2003. № 1. С. 124; и др. .

В каждом веке свое Средневековье. 100-летние, 30-летние войны, инквизиция — оттуда, гражданские войны тоже. Только каждое последующее столетие они все более ужесточались: в них участвовало больше людей, совершенствовались средства их уничтожения, изощреннее становились издевательства и пытки, терялась ценность человеческой жизни. Прежними оставались ненависть, остервенелость, становившиеся на время национальной религией (в России многонациональной). Трагедия народов одной страны, тесно взаимосвязанной с остальным миром, становилась ощутимой для всех. Оставшиеся в живых жертвы произвола и очевидцы не воспринимали оптимизма историков: за Средневековьем последует эра Возрождения… Они думали и говорили о другом: удивительно не то, что этот ужас проходит, а что мы — живы.