Михаил Кузмин - Кирикова лодка

"...Под дулами револьверов несчастного казначея заставили выдать городские деньги; когда же оказалось, что этих последних всего 263 рубля 73 коп., злодеи расстреляли на глазах у него жену и детей, потом и его самого".

Читающий и слушатели не делали как-то разницы между случаями современной войны, гонениями римских императоров и историями из Летописца. И так же благочестиво вздохнул кто-то:

- О господи Иисусе Христе!

- Сюда-то, мамынька, не придут?

- Да как же им придти-то, откудова? - отвечала баба таким тоном, будто речь шла о войсках Гога и Магога.

- А вот в севастопольскую кампанию... - начал седой солдат, будто покрытый зеленью от старости - ...англичане к нам приходили, в Соловки палили...

- Так то англичане, а не немцы, дедушка...

- Англичане, англичане...

- А вот наши на море видели корабль, не русский... подошел, постоял, постоял и тихо назад пошел.

- Во сне видели-то?

- Нет, не во сне...

- А вот в среду, так, говорил, Дементий видел: лодка и два старца в ней... видать, что старцы, а лиц не разобрать, будто нет. И ручек не чуть, одни рукава, а простираются вдаль... и голос слышен... Один говорит: "Зосима, не пора ли? нашим туго". А тот отвечает: "Погоди, Савватеюшко, не торопись, еще справятся". Так не то проехали, не то под водой скрылися больше не видно стало.

- Ну, это он из жития вычитал. Не то Св.Александра Невского, не то Александра Свирского.

- Большая разница: один Благоверный Князь, другой - Преподобный.

- ...все сожигая на пути своего отступления, угоняя скот и увозя все ценные вещи... - продолжал читать писарь.

- А объявление будет?

- Какое объявление?

- Насчет того, какая вера правильная.

- Опомнилась! разве теперь такое время? Безо всякого объявления теперь нужно "Спаси, Господи" к небу кричать едиными устны и единым сердцем!

- Да, да. Правду ты говоришь.

- А вот в Архангельский, говорят, пленных пригнали... страшные! по-нашему не говорят.

- Это не пленные, это немцев из Питера выслали. Пленные - те с номерами и в кандалах.

- Нет, эти без номеров. И барыни ихние с ними. Те еще злее, барыни-то!

- О, Господи, к нам бы не прислали!

- Не пришлют: у нас мошкара заест... опять, сырость...

- Говорят, казаков послали англичанам. Нагрузили, будто, хлебом, а там все казаки... Наши видели... На каждом мешке штемпель и орел, чтобы там поняли. А атаман по палубе на воле гуляет с пикой. Погуляет, погуляет - и пикой в трюм постучит, значит - "живы ли, детки"? Те снизу отвечают: "живы!" и так дальше плывут...

Кирик, как застывший, слушал, то ли, что говорили, то ли, о чем не было речи.

На следующее утро он пропал, исчезла куда-то и его лодка. Ульяна думала, что он спозаранок отправился рыбу ловить, и просидела до вечера на кочке, но Кирик не возвращался. Не возвращался он и на другой день, и на третий. Целую неделю ходила Ульяна к морю, потом перестала. А тут начались рассказы: то Кирика видели с лодкой, то лодку без Кирика, что-то он даже кричал будто рыбакам, не то "горячо", не то "хорошо". Наконец и рассказы прекратились. Пропал Кирик, да и все тут. Весною часто рыбаки пропадают, а он летом пропал - все может быть! Долго Ульяна крепилась, наконец, сдалась и стала на ночь читать канон за "единоумершего". Слезы растопили окаменелость и растравили раны, так что можно было их врачевать. Покров уже был близок, когда Ульяна, войдя в келью матери Киликеи, поклонилась ей в ноги и сказала:

- К твоей милости! возьми меня под начал, хочу постричься.

- Дело доброе, дело доброе! Блажен извол твой, о, Господе... - ответила та, крестясь.

- Вся душа моя изныла, матушка! одна мне радость, одно мне спасенье молиться, душу свою белить перед Господом.

В сенях кто-то быстро, не по-скитски затопотал, постучал без молитвы, Киликея недовольно молвила:

- Кто там? с цепи сорвался, что ли?

В горницу вбежал подросток с бумагой в руке.

- Тебе, Ульяна, от Кирика письмо!

- От Кирика? - спросила Ульяна, будто не понимая, и не подымаясь с колен.

- Что за вздор? нешто могут с того света письма приходить? - рассуждала Киликея, меж тем как Ульяна на коленях еле разбирала от слез каракули. Наконец она опустила письмо и, широко перекрестившись, воскликнула:

- Жив, жив!

- Дай-ка бумагу-то, - сказала Киликея, надевая очки. В письме не менее фантастично, чем все, что говорилось в селе, чем все, что там представлялось, было описано, как Кирик нагнал, действительно, судно с казачьим отрядом, после долгих скитаний высадился во Франции и сражается против немцев.

Прочитав письмо, Киликея обратилась с улыбкой к девушке: