Эрнст Добльхофер - История письма - Эволюция письменности от Древнего Египта до наших дней.

Какое замечательное собрание староиранских царских имен! Чего только отсюда не извлечешь!

Рис. 74. Надпись из Силоамского туннеля возле Иерусалима (VII в. до н. э.).

Гротефенд попытался теперь выбрать те из перечисленных имен, которые бы лучше всего подходили к клинописным словам X и Y. При этом он учитывал важное обстоятельство, вытекавшее из сравнения обеих надписей: Y сообщал во второй надписи, что он «Х-а, царя, сын». Автор первой надписи, X, был, следовательно, царем и отцом Y-a. Но в первой надписи группа знаков, по-видимому, обозначавшая «сын» (номер 9), не шла за словом «царь». Значит, X, хотя был сам царем, не был сыном царя (в отличие от своего сына Y-a). Оба имени почти одинаковой длины, но начинаются они, как показывают надписи, с разных знаков.

Так замкнулась цепь доказательств: все указывало на то, что Y обозначает Ксеркса, а X — Дария I, отец которого, Гистасп, не был царем.

Теперь требовалось найти лишь правильную форму имен. Нужно было установить их древнеиранское произношение, отличное от греческого «Дареиос» и «Ксерксес» (вспомним, какую ошибку совершил Юнг, взяв для дешифровки иероглифов греческую форму «Птолемайос»), Гротефенд отождествил первые семь знаков первой надписи с именем «Дареуш» d-a-r-h-e-u-sh — так оно звучало в Ветхом Завете и в Авесте. То же он сделал с именем Ксеркса и с именем Гистаспа — оно должно было находиться в группе номер 8 первой надписи. В итоге Гротефенд получил звуковое значение 13 клинописных букв; лишь четыре значения, как выяснилось позднее, нуждались в некоторой модификации, ибо древнеиранский язык не полностью совпадает с языком Авесты. На рис. 39 еще раз даны обе надписи, ставшие вехой в дешифровке клинописи. Они снабжены транскрипцией и переводом, соответствующими современному уровню науки.

Таким образом, Гротефенд в удивительно короткий срок нашел путь к пониманию древнеиранской клинописи. Казалось бы, его открытие должно было вызвать ликование ученых и широкой общественности во всем мире и вскоре стать всеобщим достоянием (такой прием встретили научные достижения Шампольона).

К сожалению, то, что в действительности последовало за открытием Гротефенда, отнюдь нельзя назвать славной страницей в истории славного Геттингенского университета. Правда, отрывки из статьи Гротефенда «Praevia de cuneatis quas vocant inscriptionibus Persepolitanis legendis et explicandis relation» благодаря влиянию Тихсена, сообщившего о ней в Академии, были опубликованы в «Геттингенских ученых записках» за 1802–1803 годы. Однако «Геттингенские ученые записки» отказались напечатать полностью работу двадцатисемилетнего малоизвестного учителя гимназии, хотя эта работа закладывала основы для дешифровки клинописи и содержала далеко идущие выводы: ведь он не принадлежал к университетским кругам и не был ориенталистом по специальности. Так эта основополагающая работа оставалась неизвестной, пока Геерен в 1805 году [6] А не в 1815 году, как об этом говорится в большинстве исследований. не представил дешифровщику страницы упомянутых выше «Идей» для более подробного изложения результатов его исследований. Оригинал статьи имеет еще более странную судьбу: лишь через 90 лет (в 1893 году) он был найден в Геттингене профессором Вильгельмом Майером и, наконец, торжественно издан в «Ученых записках» Академии.

Рис. 75. Надписи Дария и Ксеркса, как их читают и переводят в настоящее время.

Гротефенд с честью поднялся до конца своей служебной лестницы, но его дальнейшая научная деятельность довольно трагична: в последующие годы он еще не раз принимал участие в дешифровке клинописи (в том числе и вавилонской), но в основном без особого успеха; до конца своей жизни он крепко держался за некоторые ошибки в собственной дешифровке. Другие работы Гротефенда свидетельствуют о его универсальном и любознательном уме, но не являются научными достижениями. Старый исследователь с неугасающим упорством занимался древними надписями и языками Малой Азии (ликийским и фригийским) и Италии (умбрийским и оскским). Последние работы Гротефенда давно забыты, но мы чтим в их авторе как раз это неослабевающее упорство и стремление осветить то, что еще оставалось неясным. Человеческие качества Гротефенда сказывались также в том, что он никогда не завидовал успехам своих последователей.