Эрнст Добльхофер - История письма - Эволюция письменности от Древнего Египта до наших дней.

Язык и письменность ему совершенно неизвестны. Он устанавливает размеры знаков и полагает, что они, подобно еврейским, стоят каждый в отдельности и не соединены в слова. Во многих местах повторяется группа из пяти знаков, он ее копирует. Это первый клинописный текст, который вскоре становится известен в Европе. Пьетро предполагает, что надпись читается слева направо. Многочисленные попытки извлечь определенные выводы из повторяемости отдельных знаков свидетельствуют, между прочим, о том, что Пьетро делла Валле — разумеется, неосознанно — пользовался комбинаторным методом дешифровки.

Но пять знаков, которые не известны никому и которые не в состоянии прочесть даже тот, кто их нашел, не дают ничего. Ненамного больше дают и три строки клинописи, содержащиеся в описании путешествия сэра Томаса Герберта, изданном в Лондоне в 1634 году. (Герберт неоднократно указывает, что памятники разрушаются местными жителями, добывающими здесь строительный материал.) Мало что можно почерпнуть и из «Описания путешествия в Московию и Персию» (Шлезвиг, 1647) — труда удивительной и дорогостоящей экспедиции, посланной герцогом Фридрихом III Голштейн-Готторпским через Москву и Астрахань в Иран и вошедшей в историю немецкой литературы благодаря участию в ней ученика Опица — Пауля Флеминга и герцогского библиотекаря Адама Олеария.

Лишь путешествия француза Жана Шардена (1643–1713), совершенные в 1661–1681 годах, внесли настоящий вклад в изучение клинописи. Правда, Шарден не был ни дипломатом, ни археологом, ни миссионером; он всего лишь сын ювелира, и отец послал его в Ост-Индию для закупки бриллиантов. Отправив двадцатидвухлетнего юнца на край света, старый Шарден правильно оценил его способности. Испытав множество приключений, Жан Шарден добился после шестилетнего пребывания в Исфахане должности придворного поставщика шаха. В 1671–1681 годах он снова путешествует по Ирану и Индии и затем обосновывается в Лондоне, где Карл II посвящает его в рыцари. Наконец, он отправляется в Голландию как полномочный посол английской короны и как агент Ост-Индской компании — той самой Ост-Индской компании, деятельность которой неразрывно связана с историей дешифровки клинописи. Другой ее агент, С. Флауэр, уже к 1694 году опубликовал в Лондоне копию двух клинописных строк.

В «Путешествиях» Шардена, изданных в 1711 году, содержатся выполненные иллюстратором Грело первые точные чертежи, показывающие расположение и размеры руин ахеменидских дворцов. Шарден дает также достоверное описание надписей из Накш-и Рустема и замечает, что клинопись представляет собой не орнамент, а надписи.

Через год в Лемго (Вестфалия) выходит из печати книга «Amoenitates Exoticae» («Прелести чужих стран»), написанная Энгельбертом Кемпфером — «изобретателем» клинописи, точнее говоря, человеком, который впервые назвал эту письменность клинописью ( «litterae cuneatae» ) [5] Как указывает копенгагенский ассириолог Свенд Оге Паллис в своем руководстве «The Antiquity of Iraq» , в книге английского ориенталиста Томаса Хайда «HistoriareligionisveterumPersarum» , вышедшей в 1700 году, говорится, что персидская письменность представляет собой «dactuli pyramidales seu cuneilormes» (пирамидальные или клинописные знаки). Паллис пишет, что, следовательно, Хайд говорил о клинописи уже за двенадцать лет до появления работы Кемпфера, и высказывает недовольство тем, что вся специальная литература приписывает честь введения этого термина Кемпферу. Несмотря на это, автор придерживается здесь общепринятой точки зрения, ибо, во-первых, термин «клинописные» Хайд дает лишь как альтернативу к обозначению «пирамидальные»; во-вторых, выражение Кемпфера «litterae cuneatae» имело гораздо более широкий отклик, о чем говорит вся история дешифровки клинописи. При этом мы, разумеется, не собираемся оспаривать приоритет Хайда. .

Необычен и пестр жизненный путь этого человека. Он был достойным сыном Лемго, бывшего ганзейского города, товары которого доходили до Швеции, Ливонии и России. Правда, в то время, когда маленький Энгельберт рос в доме своего отца, пастера Иоганна Кемпера (впоследствии сын изменил фамилию в соответствии с верхненемецким произношением), уже мало осталось от былого дыхания большого мира, дыхания, когда-то наполнявшего жизнью ганзейские города. Юность любознательного мальчика была не очень радостна. В стране, жители которой всегда слыли ясновидцами и прорицателями, пастор Кемпер был усердным слугой инквизиции, занимавшейся охотой за ведьмами. Тем более достойна удивления та целеустремленность, с какой его сын искал путь из этого ограниченного мира, путь, который впоследствии повел его вокруг света в буквальном смысле слова. Из латинской гимназии своего родного города он едет в поисках знаний в Голландию, Люнебург и Любек, затем в Данциг и Торн, Краков и Варшаву и, наконец, в течение четырех лет изучает естественные науки и медицину в Кенигсберге.