Луис Ламур - Флинт

И вот подошел день, когда за ним послал директор, и он чуть не заплакал. Директор был строгий, чопорный джентльмен из Новой Англии.

"Нам будет жаль потерять тебя, - сказал он. - Ты отличный ученик. Теперь ты получил лучшее образование, чем у многих наших деловых и политических лидеров. Постарайся использовать это."

Директор секунду помолчал.

"Ты пришел к нам при странных обстоятельствах, тебя рекомендовали уважаемые люди. Мы ничего не знаем о твоей семье."

Мальчик не знал, что такое каникулы. Когда другие разъезжались по домам, он оставался в школе, просиживая целыми днями в библиотеке.

"На твоем месте я бы продолжал читать. Книги - друзья, которые никогда не подведут. Ты входишь в жестокий мир. Запомни: важнее всего - честь и доброе имя. По-моему, тебе не хватает самого главного для счастья: ты не знаешь, что такое доброта."

Директор покопался в бумагах в столе.

"Я говорю это только потому, что сам был таким и долго не понимал, что отсутствие доброты - это серьезный недостаток. Надеюсь, у тебя это займет меньше времени."

Директор вынул из письменного стола конверт.

"Мы получили его вместе с письмом, закончившим твою учебу."

Кеттлмен вскрыл конверт, когда остался один. Письмо было кратким и ясным:

"Когда я тебя увидел, ты сидел на улице и был голодным. Я тебя накормил. Подумал, парню нужно образование. Платил каждый год. Ты теперь достаточно взрослый, чтобы дальше жить самому. Я тебе больше ничего не могу дать. Если хочешь, приезжай в Эйбилин.

Флинт."

К письму прилагались пять 20-долларовых банкнот. Он упаковал одежду и, поскольку не придумал ничего лучшего, выехал в Эйбилин. Там не оказалось никого по имени Флинт.

Несколько дней он расспрашивал, а потом повстречал бармена, который окинул его осторожным взглядом и посоветовал быть поблизости.

В школе он выучился ездить верхом, потому что это была школа для молодых джентльменов. Он устроился работать ковбоем: пасти скот, тучневший перед продажей. Это была не настоящая ковбойская работа: он всего лишь следил, чтобы скот не разбредался. Однако, его напарники все-таки были ковбоями, он многому от них научился. Через три месяца стадо продали. Он устроился в конюшню и работал там, когда приехал Флинт.

Ветер стонал в соснах. Кеттлмен подбросил веток в костер и снова лег, завернувшись в одеяла. Над ним сгибались ветви деревьев, в костре трещали дрова, и где-то вдалеке прозвучал стук копыт. Угли светились пульсирующим красным светом. Прямо вверху горела одинокая звезда. Кеттлмен находился не более чем в тридцати милях от убежища Флинта в мальпаисе - так мексиканцы называли местность, залитую лавой, покрытую растрескавшимися камнями, где не существует ничего живого.

Неожиданно он проснулся. Каждое чувство обострилось, каждый нерв натянулся. Он услышал далекий крик и ответ - такой близкий, что он выскочил из-под одеял.

- Он не ушел далеко! Обыщите лес!

Кеттлмен быстро натянул сапоги, застегнул на узких бедрах оружейный пояс и надел овчинную куртку. Времени уничтожить следы стоянки у него не оставалось, поэтому он просто растворился в темноте, прихватив ружье.

Хрустнула ветка. На поляну через кусты въехал всадник, за ним другой.

- Черт возьми! Это не его костер. У него не было времени.

- Может, кто-то его ждал?

- Кто бы это ни был, - в голосе второго всадника звучали резкие, властные нотки, - он не имеет права находиться на моей земле. Брось постель в огонь.

Кеттлмен выступил из густой ночной тени с ружьем наготове.

- Одеяла мои.

Не отводя глаз от всадников, он кинул охапку хвороста в костер, который сразу разгорелся.

- А если кто дотронется до моей постели, я вышибу его из седла.

- Что за дьявол? Кто ты? - грубо спросил человек постарше. - Что ты здесь делаешь?

- Не суюсь в чужие дела. И вам не советую.

- Ты на моей земле. Значит, это мои дела. Убирайся отсюда и немедленно!

- Еще чего!

Человек по имени Кеттлмен почувствовал, как внутри него поднимается тяжелая, горькая радость. Итак, он должен умереть. Так к чему умирать в постели, если он может уйти из жизни с оружием в руках. Он их всех обманет и уйдет, как ушел Флинт - в огне перестрелки.

- Если вы утверждаете, что эта земля ваша, вы бессовестно лжете. Эта земля принадлежит железной дороге, до последнего квадратного дюйма. А теперь вдолбите себе в голову: мне наплевать, кто вы такие. Мне здесь нравится. Можете начинать стрелять, и я размажу вас по седлам.

Кеттлмен почувствовал, что противники ошарашены. Он и сам растерялся бы, столкнувшись с таким приступом ярости. То, что он держал их под дулом ружья, добавляло словам вес.