Луис Ламур - Флинт

Его размышления нарушил посторонний звук. Он испуганно вздрогнул, когда услышал стук копыт о камень, повернулся и увидел всадника, едущего по тропе вдоль лавового поля. За ним растянулось небольшое стадо коров. Кеттлмен был хорошо укрыт, и ему оставалось лишь сидеть тихо, и стадо со всадником пройдут мимо. Процессию замыкали еще три всадника, и Кеттлмену не надо было объяснять, почему скот перегоняют в такое позднее время.

Последний всадник ехал в отдалении и, немного не доезжая до Кеттлмена, натянул поводья. К этому часу совсем стемнело. Только по звуку Кеттлмен догадался, что всадник остановился, а затем он услышал скрип седла, как будто человек на лошади сменил позу. Кеттлмен не двигался, лишь повернул ружье на звук. Он услышал, как чиркнула спичка, и сквозь листья увидел не лицо всадника, а его руку. Человек держал спичку в отведенной руке, ожидая выстрела. Кеттлмен весело удивился, но не сдвинулся с места. Спичка догорела, затем зажглась еще одна.

- Ну, - человек говорил тихо, слегка растягивая гласные, - я так и знал, что ты не будешь стрелять. Так почему бы нам не поговорить?

Лошадь нетерпеливо била копытом. Кеттлмен не шелохнулся. Невидимый всадник закурил сигарету, склонив голову к зажженной в ладонях спичке, а не наоборот. Мелькнуло изможденное, костлявое лицо, затем спичку задули, и остался только огонек сигареты.

- Этот конь, - продолжал тихий голос, - хороший ночной конь. Это мустанг, он на вес золота для человека, который ездит ночью. Он сразу же тебя почуял. Если бы ты был лошадью, он бы заржал, если бы ты был коровой, он бросился бы загонять тебя в стадо, а от медведя он бы шарахнулся. Так что ты - человек.

Всадник помедлил.

- Чем-то ты отличаешься, это я вижу по его поведению.

Кеттлмен сидел тихо, ему было интересно, что сделает всадник. И когда тот снова заговорил, в его голосе появились жалобные нотки.

- Послушай, я свое сказал, теперь дело за тобой. Как же люди будут дружить, если некоторые даже не хотят знакомиться? Если боишься толпы, то те, впереди, уже доехали до самого ада, а может быть и переехали его. Очень уж они скрытные. Вот я помню, один раз в Техасе... Слушай, а кто ты такой вообще-то?

Кеттлмен решил, что наблюдательность человека заслуживает награды. Не так просто определить по поведению лошади, что ты не один, да к тому же сделать это в полной темноте.

- Я человек, который занимается своими делами, - сказал он громко, и все, что я прошу от других, это оставить меня в покое.

- Разговаривает он нормально, хорошо разговаривает. Видно, что учился в школе, а я бы сказал, что в нашей округе таких немного. Ты можешь, вдруг сказал всадник, - оседлать не ту лошадь и посчитать меня за скотокрада. Кстати говоря, я, бывало, уводил пару-тройку коров, но это было не здесь и очень давно. Что бы ты ни подумал, я с теми ребятами дел не имею. Ну, имею, но не те дела. Понимаешь, я с ними знаком и знаю, что там, где они проедут, там скота не досчитаются, вот поэтому я сегодня решил проехаться с ними и почитать им из Библии. Знаешь, вроде как установить взаимопонимание. Пускай делают, что хотят, но не трогают коров, за которыми я приглядываю. Если они сунутся к моему клейму, сказал я, то пусть потом пеняют на себя.

Огонек окурка проделал короткую дугу, ударился о лаву и потерялся в скалах.

- Разговор вроде как односторонний, - сказал всадник, - но если ты вдруг один из этих головорезов, которые к нам съезжаются, лучше держись подальше от "Кейбара". Нам не нужны неприятности.

- Мне тоже, - сказал Кеттлмен, - и мы вряд ли снова встретимся.

Минуту или две царила тишина, но всадник, похоже, не собирался двигаться дальше. Кеттлмен почти физически ощущал одолевающее того любопытство. Наконец всадник сказал:

- Вот странная вещь: ты говоришь, что я тебя больше не увижу, то есть мы не встретимся. Здесь много земли, но не так много, чтобы люди могли легко прятаться друг от друга. Я буду все время здесь. А что будет с тобой, если мы не увидимся?

Не получив ответа, всадник сказал: - Это хорошая земля, приятель.

Он помолчал и добавил: - Если ты в бегах, тебе, наверное, интересно знать, что в Аламитосе даже нет шерифа, да он и не нужен. Народ здесь не любопытный, хотя много приезжих. Некоторых из них тут здорово не любят.

- Я об этих вещах ничего не знаю, - ответил Кеттлмен, - и меня не интересуют местные дела.

Он почувствовал симпатию к спокойному, невозмутимому человеку. Он услышал шорох бумаги и понял, что тот сворачивает еще одну сигарету.