Лев Анисов - Иезуитский крест Великого Петра

Встретившись с Толстым и Румянцевым, Алексей сообщал о принятом решении вернуться в Россию в случае выполнения его требования. Толстой и Румянцев (не веря своему счастью!) обещали все, ссылаясь на собственные слова царя, говорили без устали, упоминали о благожелательности цесаря, вицероя.

«Не только действительный поход государя, но и одно намерение быть в Италии добрый ефект их величествам и всему Российскому государству принесли», — думал Толстой. В мыслях он готовил письмо Петру Алексеевичу, в котором надо было просить последнего согласиться с требованиями Алексея. Это, по мнению графа, дало бы возможность увидеть всем, каков царевич, прилепившийся к юбке чухонки. Кроме того, женитьбы царевича на Ефросинье отдалила бы его от цесаря, император обязательно потерял бы к нему доверие, а кроме того, сам факт женитьбы исключал бы вероятность сближения Алексея с каким-либо европейским двором. Знал, верно, граф Петр Алексеевич Толстой о том, что принц Орлеанский не прочь был выдать свою дочь за Алексея.

Царевич написал письмо отцу, цесарю и министрам.

Толстой, боясь упустить добычу, просил в письме к царю о том, чтобы Алексея «содержать несколько времени секретно, для того: когда это разгласится, то опасно, чтобы кто-нибудь, кому это противно, не написал к нему никакого соблазна, от чего может, устрашась, переменить свое намерение».

Петр, узнав о решении Алексея, «был вне себя от радости и обещал все собственноручно несколько раз, лишь бы ехал скорее царевич, которого он ждал, как ворон крови».

17 мая 1717 года писал он Алексею:

«Мой сын! Письмо твое, в 4-й день октября писанное, я здесь получил, на которое ответствую, что просишь прощения, которое вам пред сим, чрез господ Толстова и Румянцева, письменно и словесно обещаю, что и ныне подтверждаю, в чем будь весьма надежен, также о некоторых твоих желаниях писал к нам господин Толстой, которыя также здесь вам позволится, о чем он вам объявит».

Читая письмо, видишь, как далеки отец и сын, как разобщены они.

В тот же день Петр спешно отправил письмо к Толстому.

«Мой господин! Между другими донесениями писал ты, что сын мой желает жениться на той девке, которая у него, также, чтоб ему жить в своих деревнях, — и то, когда он сюда прибудет, позволено ему будет; а буде, когда здесь не похочет, то можно и в его деревне учинить, по прибытии сюда».

А через пять дней Петр пишет Толстому и Румянцеву:

«Мои господа! Письмо ваше получил, и что сын мой, поверя моему прощению, с вами действительно уже сюда поехал, что меня зело обрадовало. Что пишете, что желает жениться на той, которая при нем, — и в том ему весьма позволится, когда в наши края приедет, хотя в Риге или в своих городах, или хотя в Курляндии у племянницы в доме. А чтоб в чужих краях жениться, то больше стыда принесет. Буде же сомневаться, что ему не позволят, и в том может разсудить, когда я ему великую так вину отпустил, а сего малого дела, для чего мне ему не позволить? О чем и наперед сего с Танеевым писал, и в том сего обнадежил, что и ныне паки подтверждаю; также и жить, где похочет, в своих деревнях, в чем накрепко моим словам обнадежте его. А что я к нему о сем не писал, — для того, что он в письме своем ко мне не помянул однако ж и сие письмо моей же руки».

Петр в нетерпении. Из Петербурга в тот же день, 22 ноября 1717 года, уходит письмо к царевичу.

«Письмо ваше… я сего дня получил, в котором пишете о своем отъезде сюда, что мя гораздо обрадовало, котораго сюда вскоре ожидаю.

P. S. Писали к нам господин Толстой и Румянцев о вашем желании, очем я позволил, и писал к ним пространно, в чем будьте весьма благонадежны».

Итак, дело было сделано. Царевич готовился к отъезду в Россию вместе с Толстым и Румянцевым. Он настоял, чтобы разрешено ему было съездить в Бари, поклониться мощам святого Николая. Оттуда направились в Рим. Евфросинье, под предлогом ее беременности, был подготовлен другой поезд. (Разделение Алексея с Евфросиньей, похоже, входило в дальновидные расчеты противников Алексея.)

Как-то получилось, теперь этого не установишь, но Вену миновали тайком, хотя Алексей намеревался увидеться с Карлом VI. Узнав об этом, император пришел к мысли, что Румянцев и Толстой силой увезли царевича из Неаполя. Цесарь послал секретное предписание моравскому генерал-губернатору задержать под каким-либо предлогом царевича и увидеться с ним наедине. В разговоре генералу надлежало узнать, как уговорили царевича ехать в Россию, не принуждение ли здесь сыграло свою роль, устранены ли все помехи, вызывавшие прежде у наследника страх и подозрения, кои заставили его бежать из России.