Владимир Борухович  - В мире античных свитков.

Палеографические соображения позволяют сделать заключение, что время, к которому относятся таблички, близко ко времени жизни самого Бабрия (II век нашей эры). Но совершенно ясно, что «Ассендельфтские таблички» не могут быть отнесены ко времени после 272 года — в этом году Пальмира была уничтожена озверевшими солдатами Аврелиана и перестала существовать как город.

В отделе египтологии Государственного Эрмитажа хранятся две деревянные таблички, изданные в свое время Г. Ф. Церетели [29] Церетели Г. Ф. Памятники греческой письменности из Египта. — ЖМНПр, 1909, XXIV, с. 482 слл. . Величина первой из них — 31×17.5 см при толщине в 0.7 см. Эта табличка не покрывалась воском, и древнеегипетский школьник писал на ней, смывая написанное, когда в нем миновала надобность. На лицевой стороне двумя разными почерками написаны 20 строк письмом, которое принято называть уставным. Первые пять строк написаны ровным изящным почерком, буквы слегка наклонены вправо. Как отмечает издатель текста, Г. Ф. Церетели, «на всем письме лежит печать твердой и опытной руки»:

Затем следуют две строки, по-видимому, написанные ранее и полустертые. Восьмая и последующие строки представляют собой троекратное повторение первых пяти, но уже другой рукой — рукой ученика. Ученик старался воспроизвести письмо учителя, но это ему плохо удавалось: время от времени он сбивается, начинает связывать буквы, они то разъезжаются в разные стороны, то находят одна на другую. К концу упражнения почерк ученика становится все хуже и хуже — видно, что он старался поскорее избавиться от неприятного занятия. Помимо этого, он сделал много орфографических ошибок: так, он три раза вместо сигмы написал омикрон!

Первые четыре строки прописи, которую пришлось повторять ученику, представляют собой двустишие — два ямбических триметра, причем каждый из них отделен знаком — двумя вертикальными штрихами. В таком ритме обычно звучат греческие пословицы и поговорки, дошедшие до нас в большом количестве. Смысл этого двустишия можно передать по-русски (сохраняя ритм подлинника) следующим образом:

Можно представить себе, по какому поводу мальчугану была задана такая пропись. Возможно, он подрался со своими сверстниками, и учитель решил наказать его, задав ему написать это двустишие несколько раз.

Пятая строка тоже носит нравоучительный характер, и содержит мораль, древнюю как мир. Она гласит:

Вторая табличка покрывалась воском. Размеры ее — 15×17.7 см при толщине 0.5 см. Лицевая сторона ее имеет углубление, покрытое тонким слоем побуревшего от времени воска. Ширина края, окружающего углубление, — 1.3 см. В нем имеются отверстия для шнурков или ремешков, которыми эта табличка связывалась с другими.

На этой табличке мы находим шесть строк уставного письма, прекрасно сохранившегося и относящегося к III в. нашей эры:

Этот текст также укладывается в два ямбических триметра, отделенных друг от друга тем же знаком — двумя вертикальными штрихами. Двустишие заключает в себе следующую мораль:

За двустишием следует обычно встречающееся в греческих «школьных тетрадях» слово:

Приведенный выше текст был также прописью, которую учитель написал для своего ученика, но таблички, где ученик эту пропись повторял, не сохранились.

В 1868 г. Фрёнер издал четыре таблички марсельского музея, где мы также находим прописи учителя, с добавлением слова «старайся!», трижды повторенные учеником. На одной из этих табличек можно увидеть ошибку ученика, исправленную учителем [30] Fröhner. Tablettes grecques du Musée de Marseille. P., 1867 (Annuaire de la société française de numismatique et d’archéologie, III, 1868, p. 68–77). .

Одна из самых замечательных находок восковых табличек была сделана во время раскопок в Помпеях 3–5 июля 1875 года в богатом доме помпейского финансиста Люция Цецилия Юкунда [31] Восковые таблички были найдены в большом количестве и при раскопках в Геркулануме с 1930 по 1940 гг. Тридцать из них опубликованы в статье П. Каррателли (См. Pugliese Carratelli, La parola des Passato. Nap., 1946, p. 379; Arangio-Ruiz V. Les tablettes d’Herculanum. — Revue internationale des Droits de l’Antiquité, I, 1948, p. 9—25). . Над портиком перистиля его дома были открыты остатки сундука, в котором хранились около 127 диптихов и триптихов. Сохранность их оставляла желать лучшего: они были обуглены и крошились в руках. Помимо этого, жар вулканического пепла и падающих камешков расплавил воск во многих табличках и сделал текст, а также оттиски печатей трудно различимыми. Значительную часть их, однако, сумел прочесть и подготовить к печати директор Неаполитанского музея Джулио да Петра. Документы, сохранившиеся на этих табличках, относятся в большинстве случаев к 53–62 гг. нашей эры, и только два — к более раннему времени (15 и 27 гг. н. э.).