Михаил Постников: Критическое исследование хронологии древнего мира. Античность. Том 1

Известный ученый и революционер, член Исполнительного Комитета Народной Воли, почетный академик Николай Александрович Морозов (1854—1946) опубликовал в 1924—1932 гг. многотомное исследование «Христос» (первоначальное название — «История человечества в естественно–научном освещении»), в котором подвергнуты коренному пересмотру традиционные представления о древней истории человечества. Положения Морозова были полностью отвергнуты учеными–историками, по–существу, без всякого анализа, и понятно почему. Впечатления, представления и мнения, которые человек получает где–то в самом раннем детстве, — это так называемый импринтинг — очень твердо усваиваются, и их очень трудно изменить. Так дело обстоит, например, с религиозными представлениями. То же самое происходит и при обучении студентов. На первом курсе сообщаются некоторые факты, и эти факты помещаются в очень глубокой памяти, и студент ими пользуется, совершенно не задумываясь, справедливы они или нет. Он их воспринял на первом курсе без всякой критики. Сообщено было профессором, и поэтому надо сдать экзамен, а не критиковать. Потом уже к этому он не возвращается.

Все, что помещено в память посредством импринтинга, очень трудно выкорчевывается. Это мы знаем на примере религии, когда, после того как где–то в раннем детстве человеку сообщены основные принципы веры, он остается верующим и взрослым, хотя рационально он это уже не обдумывает, атеистическую критику не воспринимает, а если он, паче чаяния, вдруг начинает размышлять, то, как правило, веру теряет. Этим объясняется также ярость, с которой борются с инакомыслящими. Их сжигают на кострах или убивают в религиозных войнах. Это проявления одного и того же психологического механизма. Мы просто боимся изменить импринтированные идеи и стараемся против этого как можем бороться. Этим же объясняется, почему наука так консервативна. Идеи и результаты, которые получены, очень трудно изменить. Наука не терпит новых идей, она с ними борется. Новые идеи принимаются только тогда, когда они высказаны или поддержаны авторитетным ученым, и чем радикальнее идея, тем выше должен быть его авторитет. И, чтобы новые идеи победили и стали общепринятыми, нужны очень большие усилия и долгое время.

Я познакомился с книгой Морозова году в 1965–м, но мои попытки обсудить его соображения с профессиональными историками ни к чему не привели. Все кончалось более или менее площадной руганью и утверждениями типа «этого не может быть, потому что этого не может быть никогда!». Самым вежливым образом отреагировал Л.Н. Гумилев, заявив: «Мы, историки, не лезем в математику и просим вас, математиков, не лезть в историю!» Он в принципе прав — науку должны развивать специалисты и только специалисты, но вместе с тем специалисты должны четко и убедительно отвечать на недоуменные вопросы профанов и разъяснять им, в чем они не правы. Как раз этого я не мог добиться от специалистов–историков.

Пришлось мне самому разбираться, в чем тут дело, и постепенно я пришел к выводу, что Морозов во многом прав и ошибается не Морозов, а наука история, которая где–то в XVI веке повернула не туда в результате работы Скалигера и Петавиуса.

Мое чтение литературы по истории обнаружило удивительный феномен — практически в каждом абзаце любого сочинения по истории античности пристрастный «морозовский» взгляд обнаруживает подгонки и логические скачки, совершенно незаметные «ортодоксальному» читателю (см., например, § 8, гл.1 и § 6, гл.2). Это более всего убедило меня в справедливости морозовской точки зрения.

В это время А.Т.Фоменко, прослышав про Морозова, обратился ко мне с просьбой систематически изложить его теорию. Я долго не поддавался его уговорам, но в конце–концов сдался и прочитал серию лекций, где изложил теорию Морозова в моей интерпретации. После этого Фоменко и Мищенко организовали на мехмате МГУ спецсеминар «по Морозову». На основе моих лекций и материалов этого семинара Фоменко и Мищенко составили некий текст, который мне решительно не понравился и который я поэтому подверг кардинальной переработке, в основном с целью более подробно осветить первоначальные идеи Морозова (даже тогда, когда я с ними не вполне согласен). Однако Фоменко и Мищенко не приняли моих поправок, так что окончательная переработка была осуществлена мною единолично. Впоследствии я ее существенно расширил, добавив еще один, третий, том.