Карл Бартц - Трагедия абвера. Немецкая военная разведка во Второй мировой войне. 1935–1945

Автоколонна медленно катит обратно в Берлин. Часть обитателей дома забрали с собой, остальных оставили под охраной. В полночь автомобили втянулись на Принц-Альбрехт-штрассе.

– Господин Мюллер уже неоднократно звонил, – сообщает Литценбергу секретарша, – он страшно беспокоится, что вас так долго нет.

Литценберг звонит Мюллеру, который делает глубокий вдох, услышав, что Небе арестован.

– Я сейчас приеду. Приведите Небе в мой кабинет! Шеф уголовной полиции тоже будет.

Криминальрат с Небе и Хаманом идут в кабинет Мюллера. Там они садятся за длинный стол совещаний. Им не приходится долго ждать. Вскоре появляется Мюллер, который с удивлением разглядывает переменившегося Небе. Наконец он обращается к нему:

– Вы понимаете, что теперь я уже не могу обращаться к вам на «ты».

Небе кивает.

Литценберг рад возможности уклониться от этой сцены и ждать вне стен кабинета, так как только что приехал Кальтенбруннер.

Беседа Небе с Кальтенбруннером длится около получаса. О чем они говорили, так никто никогда и не узнал.

Затем Небе спускается по лестнице в тюрьму, в одиночку.

Теперь должен отчитываться Литценберг. Он пользуется возможностью, чтобы помочь советнику уголовной полиции госпоже Пфаль выкрутиться из затруднительного положения, в которое она попала из-за Гоббин.

Кальтенбруннер демонстрирует полное понимание.

– Что же вы с ней собираетесь делать? – спрашивает он, ухмыляясь.

Литценберг отвечает ему в тон:

– Прошу вас, обергруппенфюрер, передать мне фрау Пфаль, я уже избрал для нее соответствующее наказание.

С понимающей улыбкой Кальтенбруннер дает свое согласие.

Позднее Литценберг вызывает к себе госпожу Пфаль и допрашивает ее по делу Хейде Гоббин. Госпожа Пфаль ни в чем не сознается. Она получает выговор.

Утром 17 января 1945 года Литценберг приказывает привести Небе на первый допрос. Небе мерзнет в своем легком одеянии. Ему приносят одеяло, в которое тот заворачивается.

Покачивая головой, Литценберг глядит на него. Нельзя было оставлять Небе в таком маскарадном костюме.

– У вас есть еще одежда в Берлине?

– Да, конечно, в IKPK (Международная комиссия уголовной полиции) в Ванзее. Там целый чемодан с моими вещами.

– Я сейчас распоряжусь, чтобы их привезли. А пока нужен парикмахер.

Небе подстригли, побрили. Медленно начали проступать черты прежнего Небе. Когда доставили его чемодан, он вынул из него безупречный синий костюм и белье.

Кроме того, в чемодане еще был ящик с заграничными товарами и жестяная коробка с сотней импортных сигарет. Небе закуривает и великодушно предлагает свои услуги.

Литценберг готовился к жесткой борьбе. Небе не станет давать показания, и, честно говоря, ему и нечего было инкриминировать.

Поэтому Литценберг чрезмерно удивляется, когда Небе охотно отвечает на любой вопрос и часто повторяет: «Вам этого достаточно или мне следует дополнить показания?»

Литценберг в ответ на это в нескольких словах задает ему темы, по которым он должен дать показания. Небе садится в приемной, где, не прерываясь, диктует секретарше…

Сначала важно было доказать предположительное участие Небе в событиях 20 июля. Он ни в коем случае не был посвящен в детали. Только в одном он мог признаться: Небе поручил своему другу, обер-регирунгсрату Лоббесу, 15-го и 20 июля держать своих сотрудников в полной боевой готовности. (Они должны были направлять находящиеся в готовности в Арсенале штурмовые отряды в определенные здания, которые предстояло занять.)

Сверхосторожный Небе не объяснил своему другу, для чего держать в повышенной готовности сотрудников. Лоббес все время утверждал, что не имел ни малейшего представления, зачем была объявлена повышенная готовность. Но теперь Небе заявлял, будто он рассказал Лоббесу о цели этих мер. Будто бы Лоббес все знал. А это означало для Лоббеса петлю.

Литценберг, который хорошо изучил характеры Небе и Лоббеса, знал, что Лоббес был слишком дисциплинированным человеком для того, чтобы принимать участие в каком-либо заговоре.

– Вы понимаете, что будет с Лоббесом на основании вашего показания? – спрашивает Литценберг Небе.

– Разумеется, понимаю. Но я сказал правду.

– Ваше показание означает смертный приговор.

– Я сказал правду, – упорствует Небе.

Но Литценберг не дает себя заманить в ловушку, после настойчивого спора ему удается склонить Небе вычеркнуть эту явную ложь.

Готовность Небе давать показания была уже неудержимой. Подспудной мыслью, подхлестывавшей его к этим доносам, была надежда спасти свою жизнь, попав в «Списки без вести пропавших» Гиммлера. Он выдал всех знакомых и друзей. Даже женщин, с которыми у него были интимные отношения, он обвинил в политической неблагонадежности.