Фрэнк Барлоу - Вильгельм I и нормандское завоевание Англии

Викинги уже и раньше образовывали военные группы, руководствовавшиеся кодексом чести, поэтому без труда могли свыкнуться с феодальными порядками. Надо сказать, что смертность среди представителей военной аристократии всегда была очень высокой, а в начале XI в., в основном благодаря графам Ричарду II (996–1026 гг.) и Роберту (1027–35 гг.), возникло сословие баронов-феодалов, укрепивших свое положение после завоевания Англии в 1066 г., хотя именно Вильгельму, главным образом, были обязаны своим благосостоянием некоторые из его сторонников, воспользовавшиеся выгодной ситуацией, сложившейся после 1035 г., когда после периода анархии, мятежей и войн они смогли захватить владения старинных семейств. В основном графы одаряли своих фаворитов богатствами, конфискованными у других аристократов и религиозных общин — особенно пришедших в упадок монастырей, — но не землями, входившими в их собственные владения. Так как феодальные порядки еще только находились в стадии становления и не были четко определены законодательством, как в более поздние века, мы не знаем точно, на каких условиях жаловались бенефиции; однако понятно, что в то время графы не могли ни принудить своих вассалов нести повинности, ни увеличить их. История Нормандии в период до 1053 г. показывает, что наиболее жизнеспособные феодальные группы состояли из баронов и их вассалов-воинов, живших, как правило, по соседству и воевавших с дружинами других сеньоров. Отношения между баронами и графом были не настолько близкими и поэтому гораздо более зыбкими. Время от времени бароны бывали при дворе графа, иногда сопровождали его в походах, но часто они держались независимо и игнорировали графа, а подчас и восставали против него. Таким образом, ничего похожего на идеальную феодальную систему в Нормандии не существовало.

Когда в 911 г. Хрольф принял крещение, христианство как общественный институт уже почти исчезло в этой местности, и должно было пройти еще почти полвека, прежде чем были достигнуты значительные успехи в возрождении опустошенных и зачастую заброшенных аббатств и кафедральных соборов. Что касается монастырей, начало их восстановлению положили граф Ричард I (942–946 гг.) и, в большей степени, его сын Ричард II (996–1026 гг.). Постепенно набирало темпы монашеское движение, получившее мощный импульс к развитию благодаря деятельности фламандских и клюнийских реформаторов: в 961 г. в Нормандию из Гента прибыл Майнард, ученик Герарда Броньского, а в 1001 г. здесь появился Вильгельм, монах из Вольпиано или Дижона. Хотя нормандское монашество возродилось уже после проведения аналогичных реформ в Англии и до 1066 г. так и не достигло таких культурных высот, как в вышеупомянутом островном королевстве, но, вероятно, оно дольше и лучше сохраняло свой нравственный облик. В более примитивном, в каком-то смысле более варварском графстве — во всяком случае, беспорядок и насилие были для него более привычными — духовный пыл монашества какое-то время сохранял свой подъем уже после того, как в более цивилизованном королевстве религиозное рвение стало угасать. Графы покровительствовали всем монастырям, основанным до 1030 г., и хотя строго следили за тем, как в них велись экономические и административные дела, но не упускали из виду и вопросы религии.

Была восстановлена и церковная иерархия. В Руанском архиепископстве, практически совпадавшем по территории с границами графства, насчитывалось шесть диоцезов с центрами в городах Эвре, Лизье, Байе, Кутанс, Авранш и Сез. Все эти епархии, кроме последней — находившейся во владении графа Беллемского, — подчинялись непосредственно графу Нормандии, который обычно назначал на епископские кафедры своих родственников. Таким образом, поскольку нормандские епископы принадлежали к высшей аристократии, они, как правило, были решительны и честолюбивы. И хотя среди них иногда встречались достойные люди, все же в целом они не проявляли глубокого интереса к духовной жизни. При этом епископы и аббаты в Нормандии, как и вообще на континенте, в отличие от Англии, не очень жаловали друг друга.

К XI в. нормандцев стали воспринимать как всего лишь одну из народностей, населявших Францию. Более древнее и цивилизованное население относилось к ним еще с некоторой холодностью, однако было очевидно, что они уже полностью романизировались и, переняв многие обычаи того времени, отличались от остальных французов только теми небольшими особенностями, которые с трудом поддаются определению, но всегда вызывают интерес. Известно, что национальные и региональные типажи изображаются обычно в карикатурном виде, однако не думаю, что мы впадем в сильное преувеличение, если в целом охарактеризуем представителей нормандской знати как людей исключительно грубых и свирепых — правда, когда дело касалось веры, они проявляли искреннюю набожность. Страстные воины и охотники, они заслуженно пользовались репутацией великолепных солдат. Простая жизнь, исполненная тягот и еще не испорченная благами цивилизации, порождала такие качества, как храбрость, выносливость и предприимчивость. Как и их предки, это были безрассудно смелые искатели приключений, всегда готовые совершить набег или выступить в поход, какое бы расстояние им ни пришлось для этого преодолеть. Кроме того, они умели приспосабливаться — смешивались с другими народами и, если предоставлялась благоприятная возможность, успешно селились даже в самых непривычных условиях.