Йонас Лессер - Третий рейх - символы злодейства. История нацизма в Германии. 1933-1945

Молодые капелланы Иоганнес Прассек, Герман Ланге и Эдуард Мюллер умерли на плахе 10 ноября 1943 года «за истину Христа», как сказал епископ Вильгельм Бернинг, или за попытку разложения армии, как сказали нацисты; они раздавали гражданским лицам и солдатам проповеди графа фон Галена.

В массе своей немцы не интересуются такими вещами; они по сей день продолжают говорить о несправедливости Нюрнбергского трибунала. Несколько лет назад они перестали говорить о «военных преступниках», которых теперь называют «осужденными». Годами они шумно требовали освобождения из тюрем военных преступников, шли навстречу этим требованиям из циничного желания не усложнять свою жизнь, поощряя немцев думать, что преступники были осуждены без достаточных оснований. Гитлеровские генералы Кессельринг и Манштейн вместе с генералом СС Гауссером обратились к президенту Италии с просьбой освободить военного преступника Вальтера Редера, осужденного за убийство трех тысяч итальянских граждан. Он выполнял приказы, пишут генералы. Когда множество военных преступников вернулось из России в Вену и министерство юстиции распорядилось арестовать их, австрийцы возопили: «Они выполняли приказы!» Так в Австрии была объявлена общая амнистия. Сэр Хартли Шоукросс, британский обвинитель на Нюрнбергском процессе, сказал в 1955 году, что нельзя досрочно освобождать военных преступников, потому что их преступления требуют полного искупления.

Профессор Вильгельм Рёпке сказал в 1945 году: «Все, кто после этого события – телеграммы Гитлера с выражением симпатии к штурмовикам, совершившим убийство в Потемпе в 1932 году, – продолжали состоять в партии такого человека, осудили себя сами. По крайней мере, никто из них не должен занимать место в общественной жизни нации». Слышали ли немцы это предостережение?

Самый знаменитый из немецких эмигрантов Томас Манн в 1947 году высказался языком Вагнера (Гитлер любил музыку и идеи Вагнера и считал себя Зигфридом, которого ударило в спину мировое еврейство): «Наша любовь принадлежит судьбе – любой, лишь бы это была судьба, пусть даже это будет конец мира, окрашивающий небеса красноватыми отблесками сумерек богов». Поэт Ганс Бранденбург соглашается с этим: «Древний миф – не объясняет ли он своим таинственным шепотом еще более древний миф, превращающий сумерки богов в сумерки людей?» Один из немецких юристов на Нюрнбергском процессе сказал, что глубокая трагедия немецкой нации заключается в том, что она не сублимирует свое убеждение, что опоздала к дележу мировых богатств, чем могла бы укрепить свое почетное положение в областях духа и прикладных наук. Один венский профессор подытоживает немецкую судьбу, говоря, что ее глубинная вина заключается в том факте, что на ее почве так и не было позволено произойти ни одной революции. Реформация Лютера была социальной революцией, сорванной немецкими князьями, использовавшими революционную энергию в своих корыстных целях. Очень скоро на сцене появилась «сильная рука» Пруссии. Выборщик из Бранденбурга стал королем Пруссии и, как и следовало ожидать, быстро сменил императора – представлявшего идею объединенной Европы, чем был создан новый тип властителя – император объединенной Германии.

Восхождение Гитлера не было ни следствием Версальского договора, ни результатом условий, сложившихся после Первой мировой войны. Гитлер стал результатом длительного развития: Пруссия над всеми немецкими князьями, Пруссия над всем Германским рейхом, Пруссия над Европой, Пруссия над всем миром! Гитлер, одержимый идеей великого рейха, воображал, что на него возложена миссия воплощения в его персоне всей мощи, всей справедливости, всей власти – то есть это была кульминация старой мании величия. Гитлер считал себя воплощением Германии, Европы, мира и, наконец, человеком, который сможет заменить собой Бога. Он был персонификацией немецкой идеи власти. Германское превосходство обратилось против всего и вся: политически против Европы, идеологически – против иудаизма и христианства; национально – против наций и рас. В этом причина поражения и разгрома Германии.

Томас Манн был самым известным противником Гитлера, и, так как немцы отказались слушать его предостережения против национал-социализма, нам представляется уместным заметить, что именно ему принадлежит честь подведения итогов германской проблемы. Он напомнил немцам, которые предпочитают винить Версальский договор в возвышении гитлеризма, что это они сами не восприняли всерьез демократическую республику 1918 года, отбросив ее, как неудачную шутку, возненавидев ее за свое заслуженное поражение. Он напомнил им о громадной ответственности большинства немецких интеллектуалов. Вместо того чтобы пестовать идею свободы, они предложили нации новое старое учение, «в котором ценности, связанные с идеей индивида, – истина, свобода, право, разум – были полностью отброшены… или им было придано значение, отличное от значения, какое придавали им в течение столетий». Они высмеивали веру в свободное научное исследование, лишенное всяких предварительных допущений; свобода была дана только тем мыслям, которые оправдывали силу. Эти профессора не верили в свободные учреждения и поэтому считали, что концепция свободы внутренне противоречива; они одобряли «деспотическую тиранию над массами, подкрепленную мифическими фикциями… безумными видениями, химерами, не имеющими ничего общего с истиной, разумом или наукой и не способными к творчеству, определяющему ход жизни и истории».