Франц фон Папен - Вице-канцлер Третьего рейха. Воспоминания политического деятеля гитлеровской Германии. 1933-1947

На следующий день, 11 июля, мне удалось с ним встретиться. Он сказал, что через два дня назначено заседание рейхстага, на котором он возьмет на себя всю ответственность за недавние события, включая и некоторые прискорбные инциденты, происшедшие «от чрезмерного рвения» исполнителей. Он сказал, что не намерен изучать обстоятельства смерти Бозе особо, и обвинил меня в отстаивании своих личных интересов в ущерб интересам страны. Положение, по его словам, все еще оставалось слишком серьезным, чтобы останавливаться на отдельных происшествиях. 12-го числа я послал ему еще одно письмо. В нем я писал, что хотя очень высоко оцениваю его решимость принять на себя ответственность за «некоторые действия, предпринятые без его ведома», однако считаю неразумным с его стороны связывать с ними свое имя. Я еще раз просил его провести беспристрастное расследование обстоятельств смерти Бозе. Утром 13-го я отправил ему записку, в которой сообщал о невозможности своего присутствия на сессии рейхстага.

Тем временем моих служащих освобождали одного за другим. Но мы также получили окончательное подтверждение факта убийства Эдгара Юнга. До того момента мы продолжали надеяться, что мое ходатайство перед Гиммлером 29 июня возымело действие и, возможно, Юнг где-нибудь скрывается. Несмотря на прямые указания Гитлера и Геринга, из моих архивов мне так ничего и не было возвращено. В них содержалась только наша обычная деловая переписка, касавшаяся потока поступавших к нам жалоб и тех действий, которые мы предпринимали по их поводу. Личные бумаги Бозе, однако, должны были содержать большое количество материалов о деятельности нацистской партии и превышении полномочий, допускавшихся Гиммлером и Гейдрихом. Эти данные собирались для возможного опубликования в целях прекращения подобной практики, и вся совокупность свидетельств должна была самым серьезным образом дискредитировать власти. Моя канцелярия оставалась опечатанной, хотя Шпеер и его архитекторы имели, кажется, доступ туда для проведения работ по переделке помещения в новое крыло рейхсканцелярии.

Я написал еще три письма, 14, 15 и 17 июля, в которых вновь настаивал на полной непричастности к планам Рема всех работавших в моем ведомстве. Я считал, что подобное подозрение унижает наше личное достоинство. Я повторно указывал на свою готовность не объявлять об отставке до тех пор, пока обстоятельства смерти Бозе не будут соответствующим образом расследованы. Ни одно их этих писем не вызвало ответной реакции, и я продолжал оставаться объектом для оскорбительных и грубо издевательских нападок со стороны озлобленных членов партии.

В какой-то момент Гитлер, чтобы избежать дальнейших осложнений с объявлением о моей отставке, предложил мне занять какой-нибудь дипломатический пост за границей. Я вполне определенно заявил ему, что мое согласие на такое предложение будет зависеть от освобождения моих служащих и снятия с них всех обвинений. Создалось тупиковое положение. Если Бозе будет признан невиновным, то Гитлер и гестапо должны будут нести ответственность за убийство. Если же я откажусь от всякого дальнейшего участия в деятельности правительства, то сохранится опасность того, что из моих бумаг будет состряпано «дело», доказывающее причастность ведомства вице-канцлера к предполагаемому заговору Рема.

В этом случае Гитлер действовал крайне прямолинейно. 6 или 7 июля он направил ко мне статс-секретаря доктора Ламмерса с предложением отправиться послом в Ватикан. Если же я посчитаю этот пост недостаточной компенсацией, то должен сформулировать любые условия, которые сочту приемлемыми. Я человек от природы вежливый и выхожу из себя крайне редко. Но когда Ламмерс передал мне это предложение, я заорал на него: «Неужели вы с фюрером думаете, что меня можно купить? Это самая непристойная наглость, какую мне только приходилось слышать. Передайте это фюреру». На этом я выпроводил его за дверь.

Мне так никогда и не удалось связаться с находившимся в Нейдеке Гинденбургом, чтобы лично рассказать ему обо всем, что произошло. Всякий раз я получал от Мейснера и его помощников один и тот же ответ: здоровье президента этого не позволяет. У меня не было возможности ясно разобраться в ситуации. Общественное мнение пребывало в таком смятении, что некоторые из моих друзей консерваторов настаивали, чтобы я любой ценой сохранил за собой свой пост, как единственный человек, который еще может способствовать восстановлению порядка и законности.