Так кто же он, «краевед» — «ученик Феодосия», Нестер/Нестор или лицо, нам еще неизвестное? Мне представляется, что проведенный анализ текстов позволяет отождествить его не только с «учеником Феодосия», но и с Нестером/Нестором, объясняя разницу в стиле и в изложении фактов между текстами ПВЛ, «Чтением о Борисе и Глебе» и «Житием Феодосия» в разных списках конъюнктурной и стилистической правкой последующих лет. Более того, выйти из заколдованного круга противоречий можно, лишь предположив, что за свою жизнь Нестер/Нестор, удовлетворяя заказчиков, создал несколько списков/редакций как «Жития Феодосия» (из которых самый ранний вариант был написан до перенесения мощей подвижника и сохранился в составе Успенского сборника [112] Стоит отметить дважды использованную лексему «невеглас», характерную для языка «краеведа», в тексте «Жития Феодосия» именно этой редакции, причем примененную Нестером к самому себе: «пакы же и на дияконьскыи санъ от него изведенъ сыи, емоу же и не бехъ достоинъ: гроубъ сын и невеглас» (Успенский сборник…, с. 135 и 126).
, а поздний вошел в состав Патерика Киево-Печерского монастыря), так, по-видимому, и «летописца». Последний в своем первоначальном виде, скорее всего, состоял из кратких записей событий жизни самого монастыря, которые стали основанием для последующих дополнений и новелл о том же событии, что создает впечатление дублирования некоторых известий, когда после указания на факт следует развернутый рассказ об этом же событии.
Подтверждение такому объяснению можно найти в ст. 6599/1091 г., рассказывающей об обстоятельствах перенесения мощей Феодосия, при сравнении ее с соответствующим текстом «Жития Феодосия» по Патерику Киево-Печерского монастыря и текстом Воскресенской летописи, которая сохранила упоминание автора, что он «летописание се въ то время писахъ», отсутствующее как в ПВЛ, так и в «Житии…». Наличие данной синтагмы, органически входящей в контекст статьи
Воскресенской летописи, свидетельствует о ее выпадении из текста ПВЛ ранних списков, правленных, может быть, по «Житию Феодосия», в тексте которого она просто не могла существовать, поскольку обусловлена именно «летописанием сим», не имеющим никакого отношения к «Житию…». Другими словами, перед нами свидетельство одновременного существования разных редакций одного и того же текста, принадлежащих руке одного автора. Что же касается самого «летописания», то в данном случае Нестер/Нестор мог говорить только о его первом сокращенном варианте, т. е. летописи Киево-Печерского монастыря, как это считал Д. И. Абрамович [113] Абрамович Д. И. К вопросу об объеме и характеристике литературной деятельности Нестора летописца (оттиск из 2-го тома Трудов XI Археологического съезда в Киеве). М., 1901, с. 7–8.
, но никак не ПВЛ, сложение которой теперь следует вынести за пределы жизни этого печерского инока.
К такому заключению приводит тождество позиций «краеведа» и автора «Чтений…» в отношении того, что Русская земля не знала проповеди апостолов, получив «благовествование» через «словен» и «русов» от апостола Павла, что, в свою очередь, свидетельствует о завершении работы данного автора ранее появления в ПВЛ легенды о «хождении апостола Андрея».
4. Лексема «варяги» в контексте ПВЛ
В числе загадок, с которыми сталкивается исследователь текста ПВЛ, на первом месте стоит лексема «варяги», ставшая, по меткому замечанию одного историка, «кошмаром начальной русской истории». Действительно, трудно назвать сочинение, посвященное древней Руси, в котором не упоминались бы «варяги» и не предпринимались попытки так или иначе их истолковать, чтобы найти им место в историческом процессе сложения древнерусского государства и среди известных нам народов Европы. История этих попыток со стороны «норманистов» и «антинорманистов» достаточно подробно освещена в многочисленных историографических обзорах, охватывающих почти трехвековой период развития отечественной науки, из которых следует отметить работы В. А. Мошина [114] Мошин В. А. Варяго-русский вопрос. // Slavia, X, Praha, 1931, S. 109–136, 343–379, 501–537; он же . Начало Руси. Норманы в Восточной Европе. // Byzantinoslavica, t. III. Praha, 1931, S. 33–58, 285–307.
, И. П. Шасколького [115] Шаскольский И. П. Норманская теория в современной буржуазной науке. М.-Л., 1965.
, В. Б. Вилинбахова [116] Вилинбахов В. Б. Современная историография о проблеме «Балтийские славяне и Русь». // Советское славяноведение, 1980, № 1, с. 79–84
и А. А. Хлевова [117] Хлевов А. А. Норманская проблема в отечественной исторической науке. СПб., 1997, и др.
. К ним следует добавить специальные исследования последнего полувека — Х. Ловмянского [118] Ловмянский X. Русь и норманны. М., 1985.
, Г. С. Лебедева [119] Лебедев Г. С. Эпоха викингов в Северной Европе. Л., 1985.
и выгодно отличающиеся своей обстоятельностью работы А. Г. Кузьмина, посвященные выяснению варяжского этноса и занимаемого им места на географической карте Европы [120] Кузьмин А. Г. «Варяги» и «Русь» на Балтийском море. // ВИ, 1970,№ 10, с. 28–55; он же . Об этнической природе варягов. // ВИ, 1974, № 11, с. 54–83.
, и уже упомянутого В. Б. Вилинбахова [121] Вилинбахов В. Б. Балтийские славяне и Русь. // Slavia Occidentalis, t. 22, 1962, S. 253–277; он же . Балтийско-Волжский путь. // СА, 1963, № 3, с. 333–347; он же . Славяне в Ливонии. // Slavia Antiqua, t. XVIII. 1972, S. 105–121; он же . Раннесредневековый путь из Балтики в Каспий. // Slavia Antiqua, t. XXI. 1974,8.83–110.
.
Читать дальше