Дмитрий Егоров - 1941. Разгром Западного фронта

Я попробовал проанализировать некоторые события того дня, происходившие не только на западных рубежах страны, но и совсем далеко от них… в Москве. Главным источником были, разумеется, мемуары. В результате получилась неожиданная, как сказал бы «главный кремлевский мечтатель», «аг’хилюбопытная каг’тина, батенька». Ровным счетом ничего ни с чем не сходится. Если уж события 21 июня в самой златоглавой Москве, в высших эшелонах власти, не удается выстроить в хронологическом порядке… Ну, знаете ли…

Бывший нарком ВМФ СССР адмирал Н. Г. Кузнецов вспоминал, что все началось не в 21 час и не в полночь, а много раньше. «Не так давно мне довелось слышать от генерала армии И. В. Тюленева — в то время он командовал Московским военным округом, — что 21 июня около 2 часов дня ему позвонил И. В. Сталин и потребовал повысить боевую готовность ПВО». После войны видный партийный деятель В. П. Пронин (в 1941 г. — один из руководителей московских коммунистов) рассказывал адмиралу, что вечером к И. В. Сталину были вызваны он и 1-й секретарь МГК А. С. Щербаков. По словам Пронина, Сталин приказал в эту субботу задержать секретарей райкомов на своих местах и запретить им выезжать за город. «Возможно нападение немцев», — предупредил он.

Около 23 часов в кабинете наркома ВМФ зазвонил телефон. Маршал С. К. Тимошенко (оба наркомата находились поблизости) пригласил Н. Г. Кузнецова к себе. «Есть очень важные сведения. Зайдите ко мне». В кабинете наркома обороны находились двое: сам Тимошенко и начальник Генштаба Г. К. Жуков. Маршал, расхаживая по комнате, диктовал, Г. К. Жуков сидел за столом и что-то писал. Перед ним лежало несколько уже заполненных листов для радиограмм. Заметив вошедших моряков, маршал остановился и коротко, не называя источников, сказал, что считается возможным нападение Германии на СССР утром 22 июня. Г. К. Жуков показал телеграмму, которую он заготовил для пограничных округов. В ней подробно излагалось, что следует предпринять войскам в случае нападения гитлеровской Германии. Непосредственно флотов эта телеграмма не касалась. Прочитав текст телеграммы, Н. Г. Кузнецов спросил, разрешено ли в случае нападения применять оружие. Получив утвердительный ответ, приказал контр-адмиралу Алафузову бегом отправиться в штаб и немедленно объявить флотам и флотилиям оперативную готовность № 1 [81] Накануне, сайт «Военная литература». .

Далее Н. Г. Кузнецов пишет буквально следующее: «Позднее я узнал, что нарком обороны и начальник Генштаба были вызваны 21 июня около 17 часов к И. В. Сталину. Следовательно, уже в то время под тяжестью неопровержимых доказательств было принято решение: привести войска в полную боевую готовность и в случае нападения отражать его. Значит, все это произошло примерно за одиннадцать часов до фактического вторжения врага на нашу землю. Это еще раз подтверждает: во второй половине дня 21 июня И. В. Сталин признал столкновение с Германией если не неизбежным, то весьма и весьма вероятным… Очень жаль, что оставшиеся часы не были использованы с максимальной эффективностью».

Получается, не признание ефрейтора Лискова было причиной, побудившей военное и политическое руководство СССР начать действовать. Г. К. Жуков писал, что вечером (время не указано) позвонил начальник штаба КОВО генерал-лейтенант М. А. Пуркаев: задержан немецкий фельдфебель. Доложили Сталину, тот был краток: «Приезжайте в Кремль». Поехали трое — С. К. Тимошенко, Г. К. Жуков и Н. Ф. Ватутин, — взяв с собой проект директивы. Сталин проект забраковал, предложил переписать. Тут же, на месте, переписали, и Ватутин сразу увез ее в Генштаб для передачи в округа. К половине первого передали [82] Воспоминания и размышления. М., 1970. С. 242–243. .

Если верить Г. К. Жукову, в районе 23 часов он был в кабинете у И. В. Сталина. Если верить Н. Г. Кузнецову, в районе 23 часов Жуков был в кабинете Тимошенко. Согласно книге записей о приеме посетителей, которую вел помощник генерального секретаря Поскребышев, в 23 часа у Сталина не было уже никого. До 23 были только Молотов, Ворошилов и Берия. По тем же записям, Тимошенко и Жуков вошли к Сталину в 20:50, вышли в 22:20. Ватутин не значится, но можно предположить, что он оставался в приемной. Также есть запись, что С. К. Тимошенко был у Сталина с 19:05 до 20:15. В это время в кабинете Сталина кроме военных были и другие люди: Маленков, Вознесенский, Берия, Молотов, Сафонов.

Подытожим: можно считать установленным, что нарком обороны и начальник Генерального штаба покинули Кремль не в полночь, а почти за два часа до ее наступления. Но Директива, от которой зависела судьба страны, запоздала именно на эти два часа. Как известно, в Киевском округе ее начали принимать в 00:25 22 июня, в Прибалтийском — в это же время, в Одесском — после часа ночи. Получается, что либо имело место преступное бездействие наркома и начальника Генштаба, из-за которого уже подписанный документ столько времени пролежал мертвым грузом, либо военные ждали ПОСЛЕДНЕГО подтверждения из Кремля. На Директиве имеется пометка — время то ли принятия ее шифровальным отделом, то ли окончания шифрования, 23:45, за 15 минут до полуночи.