Евлампий Поникаровский - С шашкой против Вермахта. «Едут, едут по Берлину наши казаки…»

…Разгорелся жаркий бой. Боеприпасы уже все вышли, даже трофейные, остался лишь НЗ. А противник предпринимает атаки одну за другой. Их ярость возрастает, бьются до последнего солдата. Пулеметчик второго эскадрона Сергей Мезенцев, со своим расчетом, пустив в действие кроме пулемета и автоматы, втроем, за какие-то 2–3 часа уничтожили более 100 фрицев. На участок обороны первого и четвертого эскадронов противник бросил восемь танков и более десяти бронетранспортеров, а с ними до батальона пехоты. Танки встретили казаки гранатами и бутылками с горючей смесью, остановили и подожгли семь машин. Отсечь и положить пехоту не удалось. В окопах началась рукопашная схватка, которая закончилась бегством противника восвояси. И гитлеровцев выгнали из села.

День, жаркий и тяжелый, подходил к концу. Стало темнеть. Спадал и затихал бой. Эскадроны, а в них оставалось по 30–50 казаков, подбирали убитых и раненых и стягивались к селу. Наступила ночь, тревожная, бессонная, занятая похоронами убитых и сборами в трудную дальнюю дорогу. На выход из окружения. В приказе о выходе из окружения особо подчеркивалось: прорыв должен быть стремительным и безостановочным при любом огне противника. Ни один убитый или раненый не может быть оставлен в пути.

Двигались мы плотной колонной на переменном аллюре — шаг, рысь, галоп — при полном молчании. С самого начала строго-настрого было запрещено разговаривать, перекликаться, громко отдавать команды, курить. Слышался лишь топот и храп лошадей, натужное гудение немногих автомашин, скрип и тарахтение повозок. Мирный крестьянский обоз — да и только. Путь полку прокладывал усиленный передовой отряд из полковых разведчиков и из первого, наиболее боеспособного, эскадрона. Возглавляли отряд Ниделевич и Ковальчук. Вскоре к нашей колонне присоединился 41-й полк, оставивший город Ньиредьхазу. Присоединялись другие части, как и мы оказавшиеся в окружении: авиадесантники, стрелки, какие-то штабы. Колонна разрасталась.

Шоссейную дорогу избегали. Шли полевыми дорогами, проселками. Больше — без всяких дорог, через поля, перелески, балки, овраги. Обходили имения, хутора, где могли быть засады. А когда на них напарывались, давили стремительностью своего движения, расправлялись преимущественно холодным оружием. Убитых и раненых — их было немного — укладывали в повозки, на автомашины или брали в седла. Случались задержки. Но не всей колонны, а отдельных подразделений. У кого-то сломалось колесо или ось повозки. Повозку оставляли, перегружая из нее имущество в другие. В колдобине, в канаве застревала машина. Ее выносили на руках. Задержавшиеся сразу догоняли колонну.

Позднее, после выхода из окружения, многие участники этого ночного марша утверждали, что в обычное время такая колонна, состоящая из верховых коней, машин, орудий, повозок, по бездорожью не смогла бы пройти за ночь и двух десятков километров, а тут отмахали шесть десятков! Удивлялись: откуда взялись силы у людей, до невозможности уставших в последних боях, как и что двигало ими, вызывало душевный порыв? Смертельная опасность, висевшая над головой каждого? Да. Но опасность на разных людей действует по-разному. У одних она вызывает решимость и даже азарт. Других она ввергает в уныние, растерянность и лишает какой-либо воли. Организованность? Да. В этом марше она была особой. Михаил Федорович и Антон Яковлевич, используя весь свой военный опыт, проявили себя талантливыми руководителями, обладающими волей, выдержкой и чутьем. Мы ни разу не столкнулись с крупными вражескими силами, не топтались на месте, не плутали. Стояла глухая и темная осенняя ночь. Местность незнакомая. Проводников не было. Карта и компас в такой обстановке не очень надежные помощники. Шли не по прямой, не по заданному азимуту, а зигзагами. Иной раз повороты были чуть ли не под прямым углом. Выставленные маяки из людей показывали нам правильное направление движения.

И было еще одно обстоятельство, которое прибавляло сил и помогло выйти, — вера в авторитет. Есть старый казачий обычай, родившийся еще в Отечественную войну 1812 года в полках генерала Платова, а возможно, и раньше, обычай, который широко использовался в Первой Конной. Его вспомнил Антон Яковлевич Ковальчук. Где-то в середине пути по колонне пронеслось, словно свежий ветер прошелестел:

— Походную колонну ведет генерал Горшков!

И казачьи сердца приободрились, смертельно уставшие люди подтянулись. Если сам командующий с нами, то непременно выйдем! Не было в походной колонне Сергея Ильича Горшкова, но имя его, авторитет его прибавили силы, вселили веру в успех марша. На исходе ночи к нашей колонне примкнули еще две колонны выходившей из окружения стрелковой части.