Сергей Иванов: Рождение и эволюция святости

Дмитрий Ицкович:Разве живые могут быть святыми?

Сергей Иванов:Первоначально никто даже не обсуждает этого, ведь не то, что кто-то дал определение, кто такой святой, а потом все стали думать, можно или нельзя данного человека под него подвести. Первоначально это некое движение снизу, и мы не знаем, что с ним делать, у нас нет ещё ни церквей, ни престолов в честь святых, ни мощей, ни молитв этим людям. У нас, общества, лишь смутная потребность в чем-то таком.

Дмитрий Ицкович:Как бы Евангелие разматывается в обратную сторону: от страстей, чудес - к человеку.

Сергей Иванов:Ну, это слишком сильно.

Борис Долгин:К чудесам мы ещё не подошли.

Сергей Иванов:Чудеса, разумеется, есть. Чудеса - вещь важная безусловно. Это ещё один жанр агиографической литературы. «Миракуля», «Таумата» − это жанр, который не относится к живым людям, жизнь которых описывается, а к посмертной деятельности святых. Это жанр ранней византийской литературы, подчас возникающий даже раньше биографии или даже вместо нее. Про многих святых сохранились только чудеса, сборники рассказов о том, какие чудеса сотворил из-за гроба тот или иной святой...

Анатолий Кузичев:Я упоминал список ваших монографий, давайте я всё-таки перечислю названия: «Византийское юродство», «Судьбы Кирилло-Мефодиевской традиции после Кирилла и Мефодия», «Византийское миссионерство. Можно ли сделать из “варвара” христианина?» и «Блаженные похабы, культурная история юродства». Вот это всё важно в контексте нашей беседы. Мы дошли до чудес...

Сергей Иванов:Чудеса − вещь очень важная, но она первоначально привязана не к биографии святого, а к его посмертной судьбе. Чудеса − это жанр, который зародился главным образом с целью привлечения прихожан в храмы соответствующих святых, когда такие храмы стали возникать. Храмы такого-то святого. Это такого рода рекламные ролики, поскольку денежные подношения очень важны для существования храма. Нужно рассказать как можно более убедительно о том, как творит чудо святой, и, главным образом, как он лечит, так как подавляющее большинство чудес − это чудеса исцеления. Но не только, очень часто авторы этих чудес ставят целью развлечь аудиторию, развеселить её. Поскольку они обращаются к аудитории простой, массовой, то тут в литературу попадают замечательные куски фольклора, анекдоты, всякие истории, которые в языческую литературу не попали бы, и написаны они невероятно простым, доходчивым языком. Один пример: был святой Мина в Египте, он как-то погиб, был мучеником. Но это не важно, а вот чудеса переведены на все языки абсолютно и существуют в огромном количестве рукописей. Он излечивал во сне, больные приходили к нему в церковь, засыпали, а он им во сне являлся и говорил вещи, которые их излечивали. И вот к нему в церковь пришла немая и принесли расслабленного, паралитики, оба просили их излечить. Во сне святой Мина явился паралитику и сказал: «Знаешь что. Залезь-ка ночью на эту болящую немую», тот, конечно решил, что это бесовское наваждение, на вторую ночь Мина является и снова говорит: «Не излечишься, пока не залезешь на эту даму». Он говорит: «Да я же благочестивый христианин! Чего ты хочешь от меня?!» Очень скандалят они, у них живой диалог в тексте. «Ну, не хочешь, как хочешь, тогда не излечишься». Делать нечего. На третью ночь паралитик слезает как-то, натуралистично описано, как он, потягиваясь подбородком, ползёт через спящее общежитие, доползает до койке, на которой лежит немая, пытается на неё вскарабкаться, немая просыпается, кричит: «Караул! Помогите, насилуют!», паралитик вскакивает и в ужасе убегает. Такого рода анекдоты тиражируются в огромном количестве, многие из них носят непристойный характер, потому что это нравилось аудитории. Например, святой Артемий, дело происходит в Константинополе...

Анатолий Кузичев:Может, простите, селекция происходит не на уровне событий, а на уровне распространения? То есть истории менее забавные будут и реже пересказываться.

Сергей Иванов:Да, и соответственно популярность святого вырастет или нет.

Борис Долгин:Как и в случае фольклора, мы имеем дело с коллективной цензурой, которая отбирает.

Сергей Иванов:Таким образом, чудеса существуют как жанр, но чудо в рамках жанра «жития и подвизания», жизнеописания святого занимает важное, но не главное место, потому что главное - описать, как он родился, прожил и умер. Надо описать, как человек жил среди нас, и при этом его жизнь является чем-то особенным. Тут христианское сознание сталкивается с проблемой: вроде у нас всё в порядке, вроде империя христианская, все в церковь ходим, милостыню даем, император у нас христианин, язычество запрещено, но только по-прежнему мы заводим рабов, имеем любовниц, император неправильный, чиновники берут взятки, − то есть всё осталось, как прежде. За что же боролись? И этот невысказанный никем вопль души находит необычное воплощение в появлении новых необычных святых; этому сознанию хочется, чтобы настоящим святым оказался не тот, кто прожил просто праведную и всем очевидную благочестивую жизнь, а тот, кто сильно отличается. И начиная с V века идут удивительные святые: столпник вдруг залез на огромный столб и всю жизнь там простоял зачем-то; юродивые, которые изображают безумцев, совершают чудовищные вещи, святотатственные, они нарушают любые правила, включая церковные. Симеон Эмесский устраивает дебош во время литургии! Появляются «святые трансвеститы» − женщины, которые одеты мужчинами вопреки запрету церковного собора; появляются добровольные попрошайки и странники, которые ходят с места на место. Появляется человек, который не похож на нас.