Джек Лондон - Из неизданных произведений

Мастерсон. И почему же не бросалась?

Эдна. Вы так редко приходили домой, а я боялась, как к моему поступку отнесется наш важный дворецкий. Один раз, зная, что вы в библиотеке, я подкралась к двери и долго стояла там, но войти все же побоялась. Несчастная маленькая наследница несметных миллионов так и простояла в огромной гостиной, плотно-плотно прижавшись лицом к двери, снедаемая неизбывной мечтой уютно устроиться у вас на коленях, точно так же, как - я была в этом уверена - та девочка из маленького домика в тот момент, вероятно, устроилась на коленях у своего отца.

Мастерсон. Эдна... я не подозревал об этом (подходит).

Эдна. Нет, нет, подождите, отец... вы говорите, что жили единственной мыслью - удовлетворять все мои желания. А я хочу лишь одного (встает). Освободите меня от всего этого... ничего мне не надо. Единственное мое желание - это маленький домик и муж. Я хочу иметь дочурку, которая не будет бояться броситься навстречу своему отцу. Я знать ничего не хочу об обязанностях перед обществом. Хватит с меня! С тем, что оно именует стыдом, с его ограниченностью и истерическим малодушием покончено. Хватит, я хочу жить собственной жизнью, по-своему, со своим "простым рабочим". Это и есть тот единственно честный, единственно мне подходящий, единственно правильный путь.

Мастерсон. С этим мужчиной, который возил тебя в публичный дом...

Эдна. Он не хотел, чтобы мы встречались в таком месте. Но мне было все равно, где с ним видеться, лишь бы видеться; и знайте, этой ночью там были и другие из моего круга. (Подходит к нему.) Отец, вы должны позволить мне выйти за него замуж, если он согласится.

Мастерсон. Согласится? Да он ухватится за такую возможность руками и ногами...

Эдна. А я в этом не уверена. Вы должны мне разрешить, отец.

Мастерсон. Эдна, дитя мое, ты же знаешь, я на все готов ради твоего счастья...

Эдна. Тогда звоните быстро в полицейский участок. Заставьте их отпустить его немедленно... сию минуту... вы все можете уладить. Вы же Джон Мастерсон, вы можете сделать все, что угодно, даже с полицией... скорее же, скорее...

Мастерсон. Но это невозможно, это не принесет тебе счастья...

Эдна. Вы не хотите?

Мастерсон. Я не могу. Ты с ума сошла.

(Эдна берет плащ и направляется к двери.)

Эдна. Если ваше гнилое общество, о котором вы такого высокого мнения, разумно, тогда... Бог мой, да, я сошла с ума.

Мастерсон. Ты куда?

Эдна. Я иду к нему. Завтра утром перед судом я встану рядом с ним, а потом стану его женой.

Мастерсон. Если ты это сделаешь...

Эдна. Так что же, если я это сделаю...

(Звонит телефон. Мастерсон снимает трубку.)

Мастерсон. Слушаю. Что? Застрелился? А почему вы поднимаете меня в три часа ночи? Письмо к моей дочери в его кармане? Не может быть. Моя дочь его не знает.

Эдна. Отец! Фрэнк... убил себя... (Разражается истерическим смехом.} Теперь... нет оснований для общественных потрясений... и вы можете купить мне титул. (Падает в обморок, увлекая за собой портьеру.)

Занавес.

СТРАШНОЕ И ТРАГИЧЕСКОЕ В ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ПРОЗЕ

"Мне весьма приятно, что ваша фирма намерена оставаться моим издателем, и если бы вы согласились выпустить мою книгу, я был бы рад принять предложенные вами ранее условия, а именно: вся прибыль вам, а мне выдаются двадцать экземпляров для распространения среди моих друзей". Так 13 августа 1841 года Эдгар Аллан По писал в издательство "Ли и Бланчарт".

Оттуда ответили так: "С большим сожалением сообщаем, что состояние наших дел оставляет мало надежд на новое предприятие... Поверьте, мы сожалеем об этом - как о ваших, так и о наших интересах, хотя с величайшим удовольствием ранее поддержали ваше предложение относительно публикации".

Пять лет спустя, в 1846 году, Эдгар По писал мистеру Е.Г. Дайкину: "По некоторым соображениям мне очень хочется, чтобы другой том моих сказок был опубликован до первого марта. Как считаете, можно ли это для меня сделать? Не мог бы мистер Уили выдать мне круглым счетом, скажем, 50 долларов за авторские права на сборник, который я посылаю?"

В сравнении с гонорарами современных ему писателей Эдгар По за свои рассказы получал, очевидно, ничтожно мало. Между тем осенью 1900 года один из трех сохранившихся экземпляров его сборника "Тамерлан" и другие стихотворения был продан за 2050 долларов - сумму, вероятно, более значительную, чем писатель получил за все свои вместе взятые журнальные и книжные публикации стихов и рассказов.

Итак, его гонорары были гораздо скромнее, нежели даже у самых посредственных его современников, а был он, кстати, куда более значительным писателем, чем огромное большинство его соратников по перу, и достиг более яркой и продолжительной славы.