Януш Майснер - Зеленые ворота

Пан Вейер видимо был того же мнения, ибо напрасно силился его прервать, и наконец непонимающе пожал плечами. Сам он воспользовался иным аргументом, который произвел куда больше впечатление. Он напомнил советникам дело о казни одиннадцати каперских труксманов в 1568 году и его последствия. Почти всех членов Сената настигла тогда карающая рука Зигмунта Августа. Такое могло бы повториться и сейчас, при Зигмунте III.

Да, Вейер был во многом прав. Правда, нельзя было сравнивать мелкие провинности тех труксманов с преступлениями, совершенными Мартеном, но и его заслуги в битве под Кальмаром, и обстоятельства, в которых произошло убийство Готарда Ведеке, могли говорить в его пользу. Потому надлежало действовать осторожно, сохраняя всю видимость легальности. Надлежало так приготовить и представить это дело, чтобы именно королевский суд и приговор стали рукой мести гданьского Сената.

- Я сделаю для этого все возможное, - заявил Шульц озабоченным советникам. - Поеду в Варшаву. Дойду до Его королевского величества. Представлю наши жалобы его доверенным советникам. Подамся к отцам иезуитам. Добьюсь поддержки его святейшества нунция Маласпина. Если понадобится, позабочусь о таком составе судейской комиссии, которая будет к нам благосклонна. Будьте спокойны: ручаюсь головой, что этот корсар и еретик подставит шею под меч палача. А ваше дело так провести следствие, чтобы бесспорно и неоспоримо выявить его вину.

На Холендрах все ещё напряженно ожидали прибытия Мартена, не зная о его захвате, хотя и сюда уже дошли слухи о битве под Лятарней. Мария Франческа не сомневалась, что это именно он вызвал какой-то скандал, но ни она, ни Анна фон Хетбарк не отдавали себе отчета в трагичности событий, не зная их подробностей. Вечером один из гайдуков принес им новость о якобы разбойном нападении на путников под монастырем цистерцианцев по дороге в Оливу. Но и при чем тут был Мартен?

Женщины терялись в догадках, но поскольку Мартен до ночи не появился, не оставалось ничего другого, как пойти спать, заперев предварительно двери и окна и закрыв их ставнями.

Ночь прошла спокойно. Мнимые бандиты видимо ничего не знали о драгоценностях сеньориты и деньгах её приятельницы. А с самого утра приехал на Холендры Шульц. Был хмур и молчалив не только от глубокой обиды на Марию, но ещё и потому, что не имел понятия, несколько глубоко прониклась она судьбой Мартена. Генрих однако быстро сориентировался, что та ничего ещё толком не знает, и решил не раскрывать ей правды.

Она была крайней расстроена и ни о чем не распрашивала, потому он сам начал рассказ, не слишком, впрочем, близкий к правде, что Мартен бежал из порта неведомо куда и что погоня за "Зефиром" оказалась бесполезной.

- Одно ясно, - добавил Шульц, - что нет его ни в Пуцке, ни в Хеле.

Обращался он исключительно к Анне, давая таким образом понять, что его чувствам к Марии был нанесен удар и рана заживет нескоро.

- Ян может вообще отказаться от королевской службы и податься под опеку электора или присоединиться к Христиану Датскому, - добавил он как будто про себя, словно развивая эту мысль.

При этом искоса поглядывал на сеньориту, желая убедиться в произведенном впечатлении, однако был разочарован: Мария Франческа не выказала ни малейшего интереса.

"- Прикидывается или что-то знает? - подумал он. - Но что? Так или иначе, нужно её отсюда забирать. Нельзя предвидеть, что ударит ей в голову, если откроется вся правда."

Решил рискнуть. Облизнул кончиком языка пересохшие губы и с равнодушной миной заявил, что срочные и важные дела призывают его в Варшаву; ещё сегодня должен тронуться в путь, чтобы до ночи добраться по крайней мере до Квидзина.

- Если вы не отказались от мысли меня сопровождать и если успеете уложить вещи до полудня, можете ехать со мной.

Эти слова произвели желаемое впечатление. Анна с Марией переглянулись и тут же заговорили обе сразу.

Разумеется, они требовали отложить отъезд. По крайней мере на следующий день. Ведь они просто не готовы к столь спешному отъезду. Еще не получили всех платьев, заказанных в Гданьске. А у Марии даже не было шубы...

Именно этого аргумента Генрих и ждал. Не меняя выражения лица, потянулся за связкой ключей, выбрал нужный, шагнул к окованному серебром сундуку, открыл его и извлек роскошную соболью шубу.

- Об этом я подумал заранее, - сказал он. - Это для тебя.

Король Зигмунт III, отстояв святую мессу в костеле Святого Яна, возвращался в замок с многочисленной свитой панов и дворян, имея по левую руку папского нунция, его святейшество Германика Малапспина, которого пригласил позавтракать в узком кругу. За ними шел надворный казначей королевский, ксендз ректор Петр Скарга Павенский, в сопровождении другого иезуита, бывшего испанского миссионера, а позднее резидента Сьюдад Руэда в Западной Индии, Педро Альваро, который служил при нунции секретарем по политическим вопросам. Далее шагали Лукаш Опалинский и краковский епископ, ведя между собой четырехлетнего королевича Владислава, недавно лишившегося матери, а на известном удалении шествовала остальная свита.