Гвидо Препарата - ГИТЛЕР, Inc.

Полиция неоднократно предупреждала Эрцбергера о возможности покушения. Никто не стал лить слёзы по поводу убийства. Консервативная пресса писала: «Такой человек, как Эрцбергер, пока он был жив, всегда представлял собой угрозу» (91). Убийцы — два молодых офицера, Генрих Тиллезен и Генрих Шульц — бежали в Венгрию не без помощи покровительствовавших националистам служащих баварской полиции.

Штурмовые отряды Гитлера получили боевое крещение в ноябре 1921 года в первой из бесчисленной череды кровавых стычек с социал-демократами и коммунистами: командир штурмовиков Рудольф Гесс на деле доказал свою доблесть.

В мае 1921 года была наконец обнародована лондонская схема выплаты репараций и их окончательная сумма. Германия оказалась должна союзникам сумму в 132 миллиарда марок (34 миллиарда долларов). Немцы — что неудивительно — возмутились.

В июне страна пошла на избирательные участки, и голоса безошибочно качнулись вправо — и это тоже неудивительно, так как социал-демократы, а с ними и республика не нравились никому. Теперь страну возглавила коалиция центра и демократов. Эта коалиция начала проводить в жизнь так называемую Erfullungspolitik (политику исполнения): правительство объявило, что Германия приложит всё усилия, чтобы исполнить требования союзников.

Вальтер Ратенау, невзирая на всю прогрессивную, если не сказать революционную природу своих общественных взглядов, был одним из самых твердолобых консерваторов вчерашнего мира — последний капитан промышленности, мечтавший стать владыкой утопического королевства. Именно ему было суждено стать символом разрушения Германии — страны, выбитой из привычной колеи войной и оказавшейся неспособной справиться с её последствиями. Твёрдо решив после поражения всерьёз заняться политикой, Ратенау, в качестве рейхсминистра, будет вести с союзниками переговоры, пытаясь разумно урегулировать вопросы репарации и внешней политике, то есть предметы, являвшиеся краеугольными камнями британского заговора против Германии. Будучи безусловно честным и благонамеренным человеком, Ратенау, так же как и его предшественник Эрцбергер, поступал так, объективно исходя из понятий и допущений — таких, что какие бы действия он ни предпринял ради блага (абсолютно иллюзорного) своего собственного и Германии, — которые означали для него смертный приговор со стороны правых кланов. Его личная судьба стала лишь одной из многих немецких трагедий наступившей эры: исключительно одарённая личность, отказавшаяся признать само существование дьявольской ловушки, в которую Британия заманила Германию после войны, Ратенау отказался осознать, что на деле он пытался делать политику «в клетке» и никакие, пусть даже самые блестящие дипломатические ухищрения не могли сломать прутья этой клетки. Даже человек его масштаба и положения не смог бы добиться решения ни одной из задач, поставленных им перед собой; его явное политическое бессилие достигло своего апогея в невольной уступке — в заключении в 1922 году сделки между Россией и Германией: именно тогда началось наполовину тайное военное сотрудничество, обеспечившее восстановление военного потенциала Германии, сотрудничество, которое — как это ни невероятно — продлилось два десятилетия — до самых последних дней, предшествовавших началу воплощения плана «Барбаросса» в июне 1941 года.

К маю 1921 года Германия выплатила только 40 процентов из тех 5 миллионов долларов, которые она должна была предварительно заплатить согласно статьям Версальского договора. Когда был опубликован окончательный счёт, великий блеф репараций достиг своего пика в шумихе, поднятой массой конференций, подогреваемой мнениями многочисленных экспертов и бесчисленными криптограммами, заполнившими страницы европейских финансовых бюллетеней, настолько затемнявших существо дела, что последнее стало абсолютно недоступным какому бы то ни было пониманию: из 132 миллиардов марок 82 миллиарда следовало представить в виде выпущенных для этой цели ценных бумаг, которые следовало оплатить в обозримом будущем, — иными словами, их надо было отложить в сторону и предать забвению — вся эта цифирь была вброшена в печать только ради сенсации.

Всё это означало, что Германии предстояло выплачивать остальные 50 миллиардов долларов со скоростью 2,5 миллиарда долларов в год для погашения процента и 0,5 миллиарда долларов в год для уменьшения суммы собственно долга (92). Ежегодный транш долга составлял приблизительно 5,8 процента ВВП Германии за 1921 год, или 40 процентов годовой стоимости размещённых за границей государственных ценных бумаг и облигаций (93): возместить всё это количество золотом или иностранной валютой представлялось абсолютно немыслимым (94).