Уильям Ширер - Взлет и падение третьего рейха. Том II

Однако Сталин задолго до этого получил недвусмысленные предупреждения о планах Гитлера и, вероятно, не придал им значения. Наиболее серьезное предупреждение поступило от правительства Соединенных Штатов.

В начале января 1941 года американский торговый атташе в Берлине Сэм Е. Вудз направил в государственный департамент конфиденциальное донесение, в котором сообщал, что, как ему стало известно из заслуживающих доверия немецких источников, Гитлер планирует нападение на Россию весной этого года. Это было длинное и подробное донесение с изложением в общих чертах плана нападения, разработанного генеральным штабом (оно оказалось совершенно точным), и приготовлений к экономической эксплуатации Советского Союза после того, как страна будет завоевана [101].

Государственный секретарь Корделл Хэлл сначала решил, что Вудз стал жертвой провокации немецкой агентуры. Он пригласил Эдгара Гувера. Шеф ФБР прочитал донесение и признал его подлинным. Вудз называл имена некоторых источников, служивших как в различных министерствах в Берлине, так и в немецком генеральном штабе, и после проверки в Вашингтоне пришли к выводу, что эти люди относятся к той категории сотрудников, которые знают о том, что замышляется в верхах, и настроены достаточно враждебно по отношению к нацизму, чтобы ненароком разболтать секреты. Несмотря на натянутые отношения, существовавшие тогда между американским и советским правительствами, Хэлл решил проинформировать русских и попросил заместителя госсекретаря Самнера Уэллеса сообщить суть донесения из Берлина советскому послу Константину Уманскому. Это было сделано 20 марта.

«Мистер Уманский побледнел, ― писал позднее Уэллес. ― Он молчал некоторое время, а затем просто сказал: «Я полностью осознаю серьезность сделанного вами сообщения… и немедленно сообщу своему правительству о нашем разговоре».

Поверило ли оно в подлинность этой своевременно представленной разведывательной информации и осталось ли благодарно американскому правительству, об этом Советское правительство не сделало даже намека. В действительности, как пишет в своих мемуарах Корделл Хэлл, Москва стала проявлять больше враждебности и резкости, так как американская поддержка Англии сделала невозможной снабжение России всеми теми материалами, которых она требовала. Тем не менее, как утверждает Хэлл, государственный департамент, получив в первой декаде июня донесения из своих посольств в Бухаресте и Стокгольме о том, что Германия вторгнется в Россию в ближайшие две недели, препроводил копии этих донесений своему послу в Москве Штейнгардту, который передал их Молотову.

Черчилль также пытался предупредить Сталина. 3 апреля он попросил своего посла в Москве Стаффорда Криппса передать личное письмо диктатору, указав на важность для России передислокаций немецких войск в Южной Польше, о которых ему стало известно от английского агента. Криппс задержался с передачей этого сообщения русским, и Черчилль не сумел скрыть своего раздражения, даже когда писал об этом эпизоде спустя многие годы.

Криппс узнал дату нападения на Советский Союз в конце апреля, и немцам это стало известно. 24 апреля немецкий военно–морской атташе в Москве направил короткое сообщение командованию военно–морских сил в Берлине:

«Английский посол называет 22 июня днем начала войны». Это донесение, обнаруженное среди прочих нацистских документов, было занесено в тот же день в журнал германских ВМС с добавлением восклицательного знака в конце. Адмиралы были удивлены точностью предсказания, сделанного английским послом. Бедный военно–морской атташе, который, подобно послу в Москве, не был допущен к секрету, добавил в своем донесении, что это «явный абсурд».

Так, должно быть, думал и Молотов. 22 мая он принял Шуленбурга, чтобы обсудить с ним различные вопросы. «Он был, как обычно, любезен, самоуверен и хорошо осведомлен», ― докладывал посол в Берлине и вновь подчеркивал, что Сталин и Молотов, «два наиболее могущественных человека в Советском Союзе», изо всех сил стремятся избежать конфликта с Германией. Только в одном проницательный посол глубоко ошибался: при сложившихся обстоятельствах Молотов не мог быть «хорошо осведомлен». Однако не был осведомлен и сам посол.

Насколько плохо был осведомлен русский комиссар по иностранным делам, явствует из опубликованного 14 июня 1941 года, всего за неделю до немецкого нападения, заявления. В этот вечер Молотов пригласил Шуленбурга и вручил ему текст заявления ТАСС, которое, по словам комиссара, предполагалось вечером передать по радио, а завтра утром опубликовать в газетах. Обвинив Криппса в распространении в английской и иностранной прессе слухов о неминуемой войне между Советским Союзом и Германией, он ознакомил посла с официальным заявлением Советского правительства, которое заклеймило слухи как «очевидный абсурд… неуклюжий пропагандистский маневр сил, выступающих против Советского Союза и Германии». Далее в заявлении добавлялось: