Робер Амбелен - Драмы и секреты истории, 1306-1643

После ужина Шомбер отправился к мадемуазель де Гурней и, вернувшись от нее через полчаса, потрясенный, все рассказал Сюлли. И тут можно судить о малодушии того, кто был в то время самым титулованным лицом во Франции в связи с занимаемыми им должностями: суперинтендантом финансов, главным начальником артиллерии, главным дорожным смотрителем Франции, комендантом Бастилии и т. д. И вот в чем признается он в своих «Мемуарах»: «Новость была слишком важной, чтобы проигнорировать ее или умолчать о ней. С другой стороны, сообщить о ней Его Величеству означало бы нажить себе многих беспощадных врагов из числа тех, на кого падало обвинение. Мы решили, что Шомбер расскажет об этом королю со всевозможной осмотрительностью и что, если Его Величество потребует узнать имена заговорщиков, он укажет ему на двух вышеупомянутых женщин, которые будут более в состоянии просветить его» (Сюлли. Мемуары).

Мадемуазель де Гурней и граф де Шомбер проявили не меньшую, если не большую осмотрительность, когда они узнали о порочном прошлом Жаклин д’Эскоман.

Несмотря на это, король узнал, что его любовница организовала новый заговор, покушаясь как на судьбы Французского королевства, так и на его собственную жизнь.

Между тем Мари д’Антрэг, сестра Генриетты, собиралась выйти замуж за герцога де Гиза. Все шло хорошо, пока та же самая Генриетта не отбила жениха у своей сестры. Он, будучи старшим в роду Гизов, был, однако, нерешительным и ветреным любовником. Все было готово к бракосочетанию маркизы де Вернейль с лотарингцем. Брачный контракт был подписан, и королевские дворы Европы поставлены в известность. Но Генрих IV, уязвленный ревностью, воспылал вдруг прежней страстью к Генриетте д’Антрэг.

Он пришел в дикую ярость и одной своей весьма многозначительной фразой, которую классические историки сочли необходимым несколько изменить, употребив литературное слово вместо гораздо менее литературного, выразил то, что он мог думать о маркизе де Вернейль: «Пусть принцам оставят хотя бы ляжки девок! Принцев и без того уж достаточно обобрали…»

Нужно заметить, что Генрих IV, еще живя при дворе последних Валуа, мог заключить, что знаменитый «крылатый эскадрон» королевы Екатерины Медичи состоял из девушек истинно дворянского происхождения, которые, однако, сочетали в себе цинизм проституток с изощренностью тайных агентов (за что королева им и платила). Поэтому он познал, во всех смыслах этого слова, лишь отрицательные стороны женской половины двора, тогда как девушки и женщины, наделенные истинной добродетелью, оставались ему неизвестными. Отсюда и его реакция на события.

Таким образом, он заставил де Гиза расторгнуть заключенный им брачный контракт, а потом сослал его в Прованс. И сразу же вслед за этим он возжелал занять свое прежнее место в постели маркизы де Вернейль. Там он открыл ей, что был осведомлен о новом заговоре, в котором, по слухам, была замешана и она сама.

Разумеется, было пущено в ход все, что оставалось от ее прежних прелестей, ее изощренность в любовных делах, прекрасное знание тайных эротических слабостей Беарнца, как и его способности к снисходительности во всем. В очередной раз король был побежден. А Генриетта д’Антрэг вышла чистой, как стеклышко, из этого неравного боя, в котором хитрость путем чувственного воздействия обеспечила себе победу над старческим безумием. Но это был сигнал тревоги. Кто же, спрашивала она себя, мог предать ее?

Тогда она вспомнила о Жаклин д’Эскоман. Лучшим способом проверить ее было обратиться за помощью к Шарлотте дю Тийе, фаворитке герцога д’Эпернона, исполнявшей все его поручения. Сделав вид, что Генриетта д’Антрэг поручала Жаклин д’Эскоман проверить дю Тийе, маркизе де Вернейль не составило труда заставить Жаклин д’Эскоман отправиться погостить к дю Тийе. И вот каждая из двух женщин принялась одурачивать другую. Однако в этой игре победила д’Эскоман. Ей удалось усыпить подозрения маркизы де Вернейль, оставшись связной между заговорщиками.

И они добились своего в пятницу 14 мая 1610 г. Совсем не исключено, что Равальяку был прекрасно известен заранее маршрут королевской кареты. Он находился у входа в Лувр, когда из этого здания вышел король. То, что он должен был сделать крюк, чтобы завезти своего побочного сына Цезаря де Вандома к уже упоминавшейся молоденькой певице по имени Поле, нисколько не смутило убийцу. Он просто пошел следом за каретой, мерно двигавшейся со скоростью шага запряженных в нее лошадей под эскортом, состоявшим лишь из нескольких всадников да нескольких выездных лакеев. Однако предоставим слово Пьеру де Л’Этуалю, который отмечает в своем «Регистре — Журнале Генриха IV» (далее: «Журнал Генриха IV»):