Нинель Максименко - Ищи Колумба !

Но во все часы из города не уходит запах дыни и меда. Это запах табака, и он пробивается сквозь запах моря и запах полыни.

Я пока что никуда не уезжала больше чем на неделю. И вспоминаю я о своем городе, потому что я так люблю его, что, о чем бы я ни говорила, я все сворачиваю на свой город. К моей истории, которую я здесь рассказываю, наш город имеет самое прямое отношение.

Почему-то так получилось, что сначала эта история двигалась медленно-медленно - целые года или даже почти что совсем не двигалась. А потом так быстро закрутилась! Все имело к ней отношение - и болезнь мамы, и то, что я пошла работать в мамин музей, и то, что училась плавать, и то, что встретилась с Матвеем, и, наверное, даже то, что мы с ним расстались. Да, как ни странно, все это имело отношение к продолжению истории о человечках. А начала она так быстро разворачиваться в тот день, когда я сдавала последний экзамен в школе.

В этот день был экзамен по истории. Я ее хорошо знала и знала, что, на худой конец, могу получить "четыре", если здорово не повезет с билетом. И я чувствовала себя совершенно свободной, как будто я уже окончила школу, и даже мама разрешила мне надеть мою любимую синюю джинсовую юбку, немного расклешенную, с белой строчкой и с большими карманами. Я сама ее сшила, но в школу ни разу не надевала, потому что она "хиповая". И я надела белую водолазку и новые лакированные туфли с перепонками, которые мама мне подарила досрочно к окончанию школы. И я тогда еще спросила маму:

- Ма, а вдруг я не кончу, ты отберешь назад туфли?

- Ну хоть как-нибудь, я думаю, ты все же кончишь.

- Ма, ну а если на одни троечки?

- Тогда туфли оставлю, но отрежу перепонки.

- Да, придется постараться: перепонки - это, конечно, гораздо главнее, чем туфли.

Я пошла, и мне было ужасно хорошо. Туфли, хоть и новые, нисколечко не жали. Прохожие - старые тетки - с осуждением, а девчонки с завистью смотрели на мою юбку. У меня было такое чувство, что я все могу: захочу сейчас - взлечу и буду с чайками летать над морем; захочу - сдам экзамен в институт какой хочешь; захочу - и поставлю всесоюзный рекорд по плаванию. И я так ясно представила себя плывущей, даже почувствовала, как вода держит мое тело, и почувствовала на губах вкус соли, и, кажется, даже сделала резкий выпад правой рукой, так что чуть не задела нашу врачиху.

Это была наш районный врач Ольга Ивановна.

С Ольгой Ивановной мы в этом году встречались без конца, потому что мама болела весь год. Ольга Ивановна у нас часто бывала. Болезнь у мамы была очень долгая, что-то у нее случилось с ногами, ей стало трудно ходить. Это все произошло из-за того, что она пережила во время войны в Ленинграде голод и всякие потрясения. Иногда мама совсем не могла ходить, а потом ей снова становилось лучше. Ольга Ивановна знала все про нашу жизнь, а тут я удивилась, что она даже не спросила, как я сдаю экзамены. Она очень сухо спросила меня, могу ли я к ней зайти. Я сказала, что иду на экзамен, на последний, на историю. Но она все равно ни о чем меня не спросила и даже не пожелала "ни пуха ни пера", а только сказала:

- После экзамена зайди ко мне обязательно, это очень важно.

Я не обратила внимания на ее слова, я же сто раз к ней заходила, и вообразить не могла, что она мне скажет.

Я сдала историю на "пять", но это уже никакого значения не имело. Все перевернулось оттого, что мне сказала Ольга Ивановна. Я уже не поеду поступать в институт, я должна идти работать, но не в этом дело. Ольга Ивановна сказала, что мама не будет никогда ходить. Ничего сделать нельзя, это необратимая дистрофия, ну то есть истощение нервной системы... Она давно это подозревала, а сейчас вот другие врачи подтвердили диагноз.

* * *

Мама написала открытку директору музея Клавдии Владимировне. Она к нам пришла и долго, очень долго у нас была. Сначала Клавдия Владимировна сидела с мамой вдвоем, а меня выгнали как будто бы готовить к чаю бутерброды, но это, конечно, только предлог. За то время, пока они разговаривали, можно было приготовить бутерброды не то что для нас троих, а для нашего нового кафе "Алые паруса", в которое каждый вечер стоит очередь чуть ли не во всю улицу.

Потом позвали меня. Клавдия Владимировна маме говорила:

- Дашенька, ну что ты отчаиваешься! Если хочешь знать, все равно Тата наверняка бы не поступила в университет. Ты даже и не представляешь, какой там конкурс. Вот у меня племянница в Москве, так, знаешь, она пишет, что у ее дочки Алены преподаватели по всем профилирующим предметам и к тому же она английскую спецшколу кончила. И то дрожит. Вся семья обслуживает Алену: бабка ей свежую морковь трет, отец печатает конспекты, а мать торчит около университета и спрашивает у всех выходящих с экзаменов, какие вопросы задавали... А ты хочешь, чтоб Тата поступила. Вот поработает годика два-три, будет производственный стаж, тогда поступит, а ты пока что поправишься.