Нинель Максименко: Ищи Колумба !

Всю мою усталость как рукой сняло, и перестали двигаться вокруг меня горы и море. Я чувствовала в себе столько сил, что снова готова была или лезть под воду, или карабкаться в горы, или плыть за тридевять земель.

Но надо спешить домой. Я сложила свои вещи в сумку, надела мятые джинсы и майку и пошла. Я пошла знакомыми местами, родными мне местами вон Гнездо Орлов, и Трон Дьявола, и рыжие камни пустыни, меня обвевал приятный свежий ветерок. Море ласково шлепалось о камни, и пахло полынью, и пригибался на ветру ковыль. Было еще совсем светло, но на небе уже зажглась первая звездочка.

Я вернулась в город. Сегодня ветер принес очень много запахов, гораздо больше, чем обычно. И запах моря, и запах меда, и нежный запах ирисов, и горьковатый запах полыни, и теплый запах парного молока, но и еще что-то - запах духов "Может быть...", и запах тройного одеколона, и запах лака для причесок, и свежих мужских сорочек, и новых девичьих платьев, и новых кожаных сумочек, и еще много всяких запахов.

И не только запахи встретили меня в городе. Меня встретили смех и гитары, транзисторы и песни. Меня окружили парни в белых рубашках и девушки в белых платьях. Они станцевали вокруг меня танец без названия и спели песню без названия, которая звучала примерно так:

Как мы рады, как мы рады.

Я так и не могла вырваться из их круга. Я шла, а они, не расцепив кольца рук, сопровождали меня, и пели, и плясали, и гоготали, и визжали. Потом кто-то их позвал. Круг распался, и они умчались. Я вошла в тень улицы. Был вечер, но было светло. Свет был серый и немножко лиловый, как бывает в сумерки. Горели фонари, но они были не нужны. Был виден каждый нежный лист акаций, и резной лист платанов, и растопыренные листья дрока.

И вдруг в эту тихую улицу с конца ее влилась толпа. Опять гитары и песни. И эта лавина всосала меня. Здесь были кабальеро в широких испанских шляпах, плащах и с гитарами, и здесь были дамы с буфами и в полумасках. Глаза смеялись в прорези черных масок, зубы блестели из-за вееров. Лавина прокатилась, ее поглотил зеленый коридор. Остался только одинокий монах в черном капюшоне. Он шел посреди улицы, что-то напевая, иногда разговаривая сам с собой.

Как я могла забыть! Ведь сегодня 22 июня. Сегодня у десятиклассников выпускные вечера.

Прошел год. Я бы уже кончала первый курс. Но зато я не увидела бы то, что увидела. Неужели все-таки это произошло на самом деле? И только сейчас я по-настоящему почувствовала радость.

* * *

Мама, ты, наверно, думаешь, что я еще страдаю о Матвее. Знаешь, вот нисколечко! Все очень хорошо, понимаешь, хо-ро-шо! А то, что было сегодня, так это не просто хорошо, а замечательно. Замечательно! Замечательно!

И знаешь, мама, мне почему-то не кажется, что ты несчастна. И хоть у тебя так случилось с ногами, и хоть отец не живет с нами - все равно, знаешь ли, жить здорово! Или это потому, что мне так хорошо? Тогда возьми у меня кусочек радости. Не кусочек, а огромный кусище! У меня ее так много, так много. Мне ее просто некуда девать! Мне тяжело ее тащить одной. Мама! Раздели со мной мою радость. Возьми у меня хоть кусочек!

Я вошла в наш переулок, и навстречу мне снова выплыла толпа ребят с гитарами. В наших окнах горел свет, а когда я подошла ближе, то мой нос безошибочно уловил знакомый запах вареников с вишней.