Н. Борисов - Церковные деятели средневековой Руси XIII - XVII вв.

Источники рисуют Зосиму человеком крайне низ­кой нравственности. Вероятно, в этом есть большая доля враждебной тенденциозности. Однако и в дей­ствительности Зосима, по-видимому, был не более чем политической марионеткой в руках великого кня­зя Ивана III. «Государь всея Руси» возвел его на митрополию, желая ослабить традиционно высокий престиж митрополичьего сана, внести раскол в ряды воинствующих церковников.

17 мая 1494 г. Зосима оставил митрополию «не своею волею, но непомернаго пития держашесь». Удалившись в Троице-Сергиев монастырь, он еще долго бушевал там, смущая монахов, требуя оказы­вать ему митрополичьи почести.

Более чем через год после отставки Зосимы «из­волением государя великого князя Ивана Васильеви­ча всея Руси» на митрополичью кафедру был возве­ден троицкий игумен Симон, человек весьма бесцвет­ный, ставший послушным орудием в руках великого князя. Благодаря своему покладистому характеру Симон сумел без особых потрясений пробыть на мит­рополии 16 лет — до самой своей кончины 30 апреля 1511 г.

В эпоху Ивана III не только митрополиты, но и монастырские «старцы» искали свое место в новой политической системе единого русского государства. Минули безвозвратно времена, когда «великие светильники» Сергий Радонежский и Кирилл Белозерский с высоты своего духовного превосходства поуча­ли князей и бояр. Теперь лишь «старцы» Кирилло-Белозерского монастыря порой «показывали харак­тер», надеясь на заступничество удельного князя Михаила Андреевича Верейско-Белозерского, во вла­дениях которого находился монастырь. Негодуя на вмешательство «державного» в дела монастыря, они демонстративно уходили из обители. Однако Иван III конфисковал белозерские владения князя Ми­хаила Андреевича и быстро подавил кирилловскую фронду.

В эпоху Ивана III возникает многолюдный «го­сударе© двор», складывается по-византийски пышный' придворный церемониал. Монастырские «старцы» вынуждены были считаться с мнением двора, вникать в его тайны, искать покровителей среди вельмож. В связи с этим появляется и новый тип «старца»: вкрадчивый и льстивый, искушенный в придворных интригах, он сильно напоминает влиятельного прела­та при дворе западноевропейских правителей.

Приближенные ко двору «старцы» уже не могли сохранять в чистоте иноческий идеал. Знаменитый е свое время боровский игумен Пафнутий (1444—1477) перед смертью, оглядываясь на прожитое, сокрушал­ся: «Шестьдесят лет угождал я миру и мирским лю­дям, князьям и боярам, встречая их, суетился; а сколько в беседах с ними было суетного наговорено; провожая их, снова суетился, а того и не ведаю — чего ради?» [87] Памятники литературы Древней Руси. Вторая половина XV века. М., 1982. С. 493.

Когда умиравший «старец» отказался принять по-сланца великого князя, его ученик Иннокентий при­шел в ужас и стал умолять Пафнутия: «Бога ради, о нашей участи подумай: ведь этого желает князь великий; осердится он за это, не разгневай его!»

Вскоре после кончины Пафнутия церковники ста­ли прославлять его как святого. Однако с этим были согласны далеко не все. В 1531 г. известный писатель и переводчик Максим Грек был обвинен в том, что не признает святости Пафнутия. В ответ на обвине­ния Максим заявил: «Он держал села, и на деньги росты имал (т. е. занимался ростовщичеством.— Н. Б.), и люди и слуги держал, и судил, и кнутьем бил, ино ему чудотворцем как быти?» [88] Цит. по: Синицына Н. В. Нестяжательство и русская православная церковь XIV—XV вв.//Религии мира. Еже­годник. 1983. М., 1983. С. 93.

Ближайшим учеником Пафнутия Боровского был Иосиф Санин, основатель и игумен Успенского мо­настыря близ Волоколамска (1479—1515). В истории русской церкви Иосиф Волоцкий известен главным образом своей борьбой с еретиками. Преследуя их, Иосиф обнаруживал фанатичную нетерпимость к любому отступлению от церковных догм. Однако скрытой пружиной его деятельности была жажда власти. В глубине души он лелеял мечту об обществе, где судьбами народа и отдельных людей распо­ряжаются священники. Разжигая «охоту на ведьм», волоцкий игумен хотел сыграть роль верховного судьи, перед которым трепещут не только простолю­дины, но и знать. Как и его покровитель, ярый го­нитель еретиков новгородский архиепископ Геннадий, Иосиф восхищался практикой испанской инквизиции. При случае он и сам охотно выступил бы в роли Великого инквизитора. Именно Иосиф добился не­бывалой в истории русской церкви расправы: сож­жения еретиков в Москве и Новгороде в 1504 г.