Борис Тененбаум - Великий Наполеон

Нессельроде, верно служивший и императору Александру Первому, и наследовавшему ему Николаю Первому, вполне мог восхищаться австрийским политическим деятелем – его российского патриотизма это никак не затрагивало.

Надо сказать, что в русской исторической и литературной традиции Меттерниху – да и Нессельроде – не повезло. Всякому благонамеренному российскому публицисту просто полагалось их обоих неистово поносить.

Начало этой традиции было положено, по-видимому, в период Крымской войны.

К этому времени волна национализма докатилась и до России – и неудачи в Крымской войне очень его обострили. Племянник Наполеона Первого, Луи-Наполеон, в союзе с Англией воевал тогда против Николая Первого, младшего брата царя Александра.

Позиция Австрии, чей переход на сторону англо-французских союзников окончательно решил исход этой неудачной для России войны, вызвала в России волну огромной к ней неприязни.

Это было принято интерпетировать как «… измену …» – и Австрии доставалось со всех концов политического спектра Российской Империи. А уж заодно и воплощению австрийской государственной мудрости, Меттерниху, хотя ко времени Крымской войны он был давно в отставке.

Нессельроде поносили и за дружбу с Меттернихом, и, по-моему, просто за его иностранную фамилию. Ha него сваливали вину за проигранную войну, хотя он был единственным человеком из царского окружения, кто попытался ее предотвратить. Нессельроде с царем никогда не спорил – слово «самодержец» вполне исчерпывающе описывало для него и роль, и полномочия его государя. Но накануне рокового шага он заперся в кабинете и написал меморандум, в котором с необыкновенной ясностью и точностью изложил все последствия, которые, по его мнению, могут произойти от занятия Россией придунайских княжеств. Меморандум, представленный графом Нессельроде государю, в самых почтительных выражениях заключался просьбой «… уволить его от звания канцлера в случае, если Его Величеству не благоугодно будет принять в милостивое внимание это его представление…» . Паскевич, как-никак и фельдмаршал, и лучший полководец Николая Первого, думал точно так же – но возразить царю не решился. Так что дипломат оказался храбрее военного…

Но кого же интересовала тогда правда или справедливость, когда сменивший Нессельроде в роли канцлера Горчаков величаво говорил всем, кто хотел его слушать, что «… его предшественник служил только Государю …», а вот он, Горчаков, положил начало «… служению Государю и Отечеству …».

Фраза была красива, пала на подготовленную почву и привилась.

Интересно, что традиция пережила даже Октябрьскую революцию. Виноградов в своей книге о Стендале, «Три цвета времени», рисует картину Европы, набитой «… шпионами Меттерниха …». Даже Ю.Тынянов, человек огромного ума и эрудиции, и тот в «Смерти Вазир-Мухтара» показывает Нессельроде как полное ничтожество, что вряд ли соответствовало действительности.

Российская Империя при Александре Первом и Николае Первом не была образцом меритократии, но, уж конечно, и в ней «… полное ничтожество …» не продержалось бы у руля внешней политики России в течение добрых 40 лет.

Литература вообще отражает реальный мир довольно причудливо.

Скажем, Жомини (перешедший на сторону врага из-за того, что его обошли повышением) на русской службе написал действительно важные и значительные исследования военных кампаний Наполеона. Но в литературе он остался в одной строчке стихов Дениса Давыдова, обращенной к молодым гусарам, не понимающим сути души истинного кавалериста: « Жомини да Жомини, а об водке ни полслова…» . Ну, с водкой тут все понятно, а вот «Жомини» – это он, барон Империи, Антуан Анри Жомини, тот самый…

Княгиня Багратион угодила в персонажи Бальзака, в «La Peau de Chagrin». Герцогиня де Саган в образе «доброй бабушки» оказалась в чешском романе, написанном Боженой Немцовой, который так и называется, «Babicka».

Вот адмиралу Чичагову не повезло – он фигурирует в басне Крылова в качестве щуки, хвост которой на суше объели мыши. Очень поспособствовавший этому «… объеданию щучьего хвоста …» М.И. Кутузов в басне не фигурирует…

Если уж говорить, кому повезло или не повезло в литературе, то завидная доля досталась офицеру, выведенному Л.H. Толстым в «Войне и мире», которого видит раненый князь Андрей. Офицер едет по полю, говоря своему собеседнику, что «… война должна быть перенесена в пространство …». Не совсем понятно, правда, кто этот офицер? Клаузевиц? A может быть – Вольцоген? B его переписке было нечто подобное.