Борис Тененбаум - Великий Наполеон

Если принять аналогию между запертым на острове Эльба Наполеоном и ослепленным Самсоном, который обрушил храм на своих врагов и похоронил себя под его обломками, то Наполеону повторить подвиг сказочного богатыря не удалось: слишком уж много врагов у него набралось. Да и похоронил он себя заживо…

Конечно, остров площадью в полторы сотни квадратных километров – не подземный склеп, и усадьба Лонгвуд – не заколоченный гроб, и пребывал Наполеон на Св. Елене не в одиночку, а в окружении как бы даже небольшого «двора» – с ним в изгнание отправились генералы Бертран, Гурго, Монтолон, Лас-Каз в качестве секретаря, и присутствовало даже дамское общество – Бертран и Монтолон взяли с собой на остров своих жен; были слуги, его новый камердинер Маршан и корсиканец Сантини.

Но ощущения пожизненного заключения все это не снимало. Почта императора проверялась, попытка передачи в окружающий мир письма, не прошедшего через цензуру губернатора, приравнивалась к контрабанде. Наполеону не повезло с тюремщиком – сэр Гудсон Лоу, по идее, владел итальянским, и даже в форме его корсиканского диалекта, потому что когда-то служил на Корсике, но во всех остальных отношениях оказался человеком совершенно неподходящим.

Он был назначен на должность выше той, на которую мог бы претендовать в обычное время, поэтому больше всего на свете опасался сделать что-нибудь не так – и своими бесчисленными « мерами предосторожности» он довел единственного заключенного до непрерывного и непроходящего раздражения. К Наполеону посылали специальных посланцев, которые должны были лично убеждаться в том, что он на месте. Однажды такой «посланец» даже заглянул в ванную комнату к императору…

Первое время заключение проходило в занятиях. Наполеон диктовал, много читал, играл в шахматы – все это было довольно слабой заменой тому 15-часовому рабочему дню, который был у него в обычае. Он даже попытался изучить английский – без особого успеха. «Двор» его постепенно пустел – уехали и Гурго, и Бертран, и Лас-Каз.

В повести М.А. Алданова граф де Бальмен женится на юной 15-летней падчерице губернатора острова Св. Елены, сэра Гудсона Лоу (oн, кстати, действительно на ней женился, что подтверждает тезис о том, что граф был вполне здоров, а мучился только скукой) – и однажды, прогуливаясь по острову с юной супругой, натыкается на какого-то непонятного человека, который в полном одиночестве развлекается тем, что кидает камушки в воду маленькой мелкой бухточки.

Он узнает в нем Наполеона, с которым тщетно пытался познакомиться все эти годы, которые он провел на острове. Это зрелище поражает его как удар грома – граф буквально бежит прочь. Он видел человека, который повелевал миром, и вот к чему свелось все его владычество…

Высказанная выше мысль принадлежит, конечно, не Наполеону, а Марку Александровичу Алданову. Он добавляет к своему повествованию еще и такой эпизод:

«… У одного из его приближенных – у того, кто, при всех своих недостатках, был особенно предан императору, кто оставался с ним до конца его дней и кого он сам называл своим сыном, – была красивая жена. На нее в последние годы жизни Наполеон обратил усталое внимание. У женщины этой родилась на Святой Елене дочь, чрезвычайно похожая лицом на императора. И от мысли, что жертвой его последней холодной прихоти сделался вряд ли не единственный в мире человек, как-никак сохранивший ему верность до гроба, от мысли этой чуть шевелилось то страшное и дьявольское, что всю жизнь клокотало в Наполеоне …»

Имен М.А. Алданов не называет, но приближенным, о котором он говорит, был граф Монтолон, у которого действительно была красивая жена. И она действительно родила девочку, похожую лицом на императора, и даже назвала ее Наполеоной.

Многие люди – например, автор английской биографии Наполеона, Алан Ском (Alan Schom) – утверждали, что в конце концов Монтолон его за это и отравил.

Наполеон умер 5 мая 1821 года. Перед этим долго болел. Вскрытие показало изъязвленный желудок, что было диагностировано как рак. От этой же болезни умер его отец, Карло.

Алданов пишет, что перед смертью Наполеон отдал своему камердинеру бриллиантовое ожерелье.

«… Вот что, голубчик, – прибавил он. – Я завещал тебе пятьсот тысяч франков, но мои деньги далеко, во Франции. Бог знает, когда ты их получишь. Возьми пока…

Он вынул из ящика бриллиантовое ожерелье.

– Оно стоит тысяч двести. Я тебе его дарю. Спрячь. Ступай…»