Элен Фисэль - Жизнь Марии Медичи

Тридцатого января 1631 года, посетив кардинала де Ришельё, Гастон взял назад свое предложение дружбы. Сначала он отправился в Орлеан, а затем, через несколько месяцев, появился в Безансоне, находившемся под управлением испанцев.

Кардинал де Ришельё поднял тревогу и доложил обо всем королю.

В принципе, разговаривая с Марией Медичи, кардинал не блефовал: теперь судьба Гастона Орлеанского была в его руках. Марии, обожавшей Гастона и готовой ради него на все, ничего не оставалось, как подчиниться.

Местом ссылки ей был предложен небольшой городок Мулен.

Оскар Егер в своей «Всемирной истории» пишет:

«Людовик XIII, робкий, сознававший свою умственную зависимость, слабый и телом и духом, далеко не речистый, понимал, однако, достоинство своего сана, чувствуя в то же время потребность опоры в человеке сильном, который был бы способен один нести бремя правления, опираясь на свой ум и силу воли. Согласившись с мнением своего министра, Людовик предложил своей матери переехать в Мулен. Попытки примирить ее с сыном были тщетными. Вместе с ней покинул двор и герцог Орлеанский» 189.

Мария согласилась отправиться туда, но попросила, чтобы ей позволили некоторое время пожить в Невере, пока Мулен не будет очищен от свирепствовавшей там заразы, а местный замок не отремонтируют должным образом. Совет дал ей такое разрешение, но она все равно предпочла остаться в Компьене.

Когда 20 марта 1631 года Людовик написал ей, что Мулен полностью готов к приему Ее Величества, она опять нашла массу отговорок для того, чтобы отсрочить свой отъезд. Кардинал де Ришельё подсказал королю, что его мать, возможно, готовит побег.

Собственно, это было в ее стиле.

Мария находилась на грани отчаяния. Попытки хоть как-то воздействовать на Людовика ни к чему не привели. Почему? Да потому, что каждый раз на пути королевы-матери оказывался «этот гнусный» де Ришельё!

Иногда, уступая приступам ярости, она проклинала себя за слабость. Иногда буквально выла от осознания, что упустила момент, когда можно было проткнуть «отвратительного Ришельё» кинжалом, как делали в ее родной Флоренции. Мария слишком ненавидела кардинала и не могла с этим жить. Такую ненависть может победить только прощение, но ни о каком прощении не могло быть и речи!

Вечером 18 июля 1631 года она все же покинула Компьень. Местная охрана проморгала побег.

На первых порах Медичи намеревалась остаться во Франции, в приграничном городке Ла-Капель, у друга ее любимого сына Гастона маркиза де Варда, который пообещал ей приют. Но о планах королевы стало известно кардиналу де Ришельё.

Опасаясь возможного преследования, Мария (в свою очередь оповещенная) была вынуждена пересечь границу. Вечером 20 июля она прибыла в Авен, ближайший город на принадлежавшей испанцам территории, а потом отправилась в испанские Нидерланды – сначала в Моне, а затем в Брюссель.

Оскар Егер в своей «Всемирной истории» констатирует:

«Завязалась новая испанская интрига: королева-мать бежала из Компьени, где жила под своего рода надзором, в Испанские Нидерланды» 190.

Людовика новость о бегстве матери повергла в ужас. Как водится, он сразу же пал духом, решив, что раз мать на свободе, то она непременно отомстит ему. Уж он-то знал, что она способна отомстить…

Одновременно проснулись и надежды врагов кардинала де Ришельё.

Сам кардинал, казалось, отнесся к сообщению о побеге королевы-матери совершенно равнодушно. Если он и проявил какие-то чувства, которые можно трактовать как опасение, то лишь в связи с тем, что Гастон Орлеанский вновь выступил против своего брата, получив поддержку нескольких герцогов, собравших свои отряды в Лангедоке и готовых к походу на Париж.

Находясь в Брюсселе, Мария писала Людовику гневные письма, обвиняя де Ришельё во всех мыслимых и немыслимых грехах. Она даже обратилась в парижский парламент с призывом осудить кардинала за узурпацию власти в стране. В результате Людовик был вынужден выступить перед судьями и опровергнуть утверждения своей матери.

Историк Энтони Леви пишет:

«С этого момента жизнь Марии Медичи превратилась в печальную повесть об утраченных иллюзиях, бесславном угасании и нищете. Нигде ей не были готовы предоставить приют надолго – ни в Нидерландах, ни в Англии, ни в Германии. Людовик XIII урезал расходы на ее содержание и так и не позволил ей вернуться во Францию, даже когда она оказалась в стесненных финансовых обстоятельствах в Кёльне; такое решение было одобрено Королевским советом в 1639 году» 191.