Симона Берто - Эдит Пиаф

"Когда он вошел, Момона, меня словно током ударило. Давно я

этого не испытывала. Изящный, глаза ласковые, улыбка мальчишки,

который пришел на праздник. Весело и просто он рассказал мне, что

пишет песни и исполняет их в одном ночном ресторанчике на

Монпарнасе и что хотел бы просить меня приехать его послушать,

потому что мое мнение для него очень важно. Представляешь

картину?"

Я представляла, как если бы видела своими глазами.

"Я ответила: "Хорошо, поедем сегодня". На моем месте ты бы

умерла со смеху, если бы видела, как я выходила из "Олимпии"

после концерта. Робер (мой шофер) ждет меня с машиной. Я качаю

головой и сажусь в драндулет Мустаки: стиральная машина на

колесах. Говорю ему: "А с места она тронется?" - на всякий случаи

делаю знак Роберу, чтобы он ехал за нами. А вдруг и песни его

такие же, как тачка!

Не можешь себе представить, как я радовалась при мысли, что,

встретив нас, Феликс поймет, что я еще не ухожу в монастырь по

нем плакать и что мне не приходится долго искать, чтобы найти

замену.

Сказать тебе, чем меня купил Мустаки? Откровенно признался,

что поджидал разрыва с Мартэном. Каждый вечер забегал в "Олимпию"

узнать, как идут мои любовные дела. Правда, трогательно, а,

Момона?"

Когда речь шла о мужчинах, простодушие и доверчивость Эдит лишали меня дара речи.

Спустя четыре дня согласно установившемуся протоколу, Эдит представила на бульваре Ланн нового "хозяина" - Жоржа Мустаки. Он получил большой джентльменский набор: костюмы, часы и все прочее. Для него, первого патрона после Эдди Константина, не было ничего слишком дорогого. Зажигалка была не золотая, а платиновая - пустячок стоимостью в четыреста тысяч франков. На третий день Мустаки, богема, потерял ее. На следующий день Эдит купила ему такую же другую.

Эдит уверена, что в лице Жоржа нашла достойного партнера. Он весел, любит, чтобы вечер длился до утра. В еде не привередлив. Готов дружить со всеми. Он привык жить как бог на душу положит, и беспорядочность Эдит ему не мешает. Он никому не читает проповедей: для него благое дело - это жить день за днем, час за часом так, как хочется. И уж, конечно, не ему сдерживать Эдит и говорить ей: "Ложись в постель... Спи... Хватит пить... Не трави себя лекарствами, ни чтобы спать, ни чтобы работать..."

С ним Эдит в который раз начинает новую жизнь. А новую жизнь что беречь? Зачем над ней трястись, как над старой, изношенной? Жги ее с двух концов!

Для нее Жорж пишет одну из своих лучших песен "Милорд".

А ну, сюда, Милорд!

Садитесь за мой стол!

На улице так холодно,

А здесь уютно.

Дайте мне поухаживать за вами, Милорд.

Устраивайтесь поудобнее,

Перекладывайте ваше горе на мое сердце,

А ваши ноги кладите на стул.

Я вас знаю, Милорд,

А вы меня никогда не видели,

Я портовая девка,

Уличная тень.

Так идите сюда, Милорд...

Жорж берет ее не только талантом. С ним к Эдит возвращается вкус к скандалам. У него не всегда хватает выдержки. На гастролях Эдит нередко приходится накладывать грим, как штукатурку: ночные следы - не обязательно следы любви! Но ничего, ей это всегда нравилось. Когда она мне звонит, у нее счастливый голос: "Мы сегодня ночью с Жоржем сцепились! Чего только не наговорили... Я его обожаю!"

Для Эдит это никогда не было плохим признаком. То, что она спускала с мужика три шкуры, означало лишь, что она крепко держится за него; а если он выходил из себя и всыпал ей по первое число, также значило, что она ему дорога. Доказательство от противного - самое верное!

Она делает Жоржа своим гитаристом и решает взять его в Нью-Йорк. Ее девятая поездка в Америку должна начаться 18 сентября 1959 года. Лулу устроил ей контракт на четыре сезона в "Уолдорф Асторию". Она проведет там только один. На этом она простится с Соединенными Штатами и никогда туда больше не вернется.

Чтобы сменить обстановку после возвращения из турне и отдохнуть немного, Эдит сняла загородный дом в Конде-сюр-Вегр, в департаменте Сена-и-Уаза. "Понимаешь, Момона, перед отъездом в Нью-Йорк я должна немножко запастись кислородом. Это всем будет полезно".

Полезней было бы, если бы она отказалась от дыни в портвейне и клубники в вине, ее последних кулинарных рецептов, которые следовало бы, скорее, назвать портвейном с дыней и вином с клубникой...

После смерти Марселя Эдит много внимания уделяла его троим сыновьям. Любимцем ее был Марсель, вероятно, потому, что он был похож на отца и хотел стать боксером. Она пригласила его провести месяц в деревне, куда переехал весь табор. Сама Эдит, которая не умела сидеть на одном месте, все время торчала в Париже.