Симона Берто - Эдит Пиаф

Тогда она сказала: "Нет, мне ничего не нужно. Сегодня я пою в честь Марселя Сердана. Только ради него".

И она выдержала до конца, бледнея с каждой песней. Она все допела.

В эту ночь Лулу спал в ее комнате. Он не решался оставить ее одну.

Утром, когда я приехала, она бросилась ко мне на шею с криком: "Момона, это моя вина, я убила его".

Как это вынести?

глава двенадцатая. Эдит занимается спиритизмом

Эдит считала, что трагическая смерть Марселя на ее совести, что это ее вина. Он стал самой большой любовью в ее жизни. Единственной. Хотя, быть может, именно из-за своей гибели он и не дополнил ряд предыдущих.

Бедная Эдит была в ужасном состоянии. Она не хотела есть, устроила что-то вроде голодовки. Она действительно хотела умереть. Каждый вечер ей требовался допинг, чтобы петь. Она металась, как собака, которая потеряла своего хозяина и которая непременно хочет его найти.

В горе и отчаянии она уцепилась за мысль о столике. Не прошло и двух дней после смерти Марселя, как она сказала: "Послушай, Момона, пойди раздобудь круглый столик на трех ножках. Мы будем его вертеть. Попробуем вызвать дух Марселя. Я уверена, что он придет. Он не может не услышать меня. Иди скорее".

И я пошла. В универмаге на Легсингтон-авеню я купила маленький столик на трех ножках. Я шла домой, прижимая его к груди, и чувствовала, что он спасет меня. Еще не знала как, но была уверена.

В тот вечер после концерта в "Версале" мы вернулись домой. Шторы были плотно задернуты, мы погасили свет, сели, положили руки на столик... Мы прождали всю ночь. Эдит прерывала тишину возгласами: "Трещит, Момона, слышишь, Марсель здесь, я чувствую. Он сейчас прошел возле меня".

Но ничего не происходило. Ножки стола прочно стояли на ковре, как приклеенные! Через шторы начал пробиваться свет. Наступал новый день.

- Знаешь, Эдит, они никогда не приходят при свете.

- Ты думаешь? Но ночью-то они приходят?

У нее был голос ребенка, который спрашивает, существует ли Дед Мороз не понарошке.

- Конечно, это и научно доказано.

- Это не сказки. Сегодня, я чувствовала, он был с нами. Он коснулся меня. Почему он не заговорил?

- Надо повременить. Может быть, еще слишком рано, они, вероятно, не могут говорить сразу после смерти. Вечером попробуем еще раз.

Я говорила все, что приходило в голову. Она была в таком напряжении, так горячо верила, что передала мне свою веру, и я тоже стала думать: "Не может быть, чтобы он не пришел".

Назавтра снова ничего. Эдит таяла на глазах. Мне оставалось локти кусать. Она совсем не ела, а пела каждый вечер. "Так не может продолжаться, она не выдержит",- думала я. У нее уже был обморок между песнями.

Сидя одна за столиком, я думала: "Он заговорит, я должна этого добиться".

Весь день Эдит жила в страстном ожидании момента, когда сможет положить руки на столик.

Наступил вечер, и я ей сказала:

- Не волнуйся, мне кажется, сегодня он придет. Сейчас новолуние.

- Он сердится на меня, Момона, я не должна была ему звонить. Он не придет. Он бросил меня.

Тут я поняла, что дальше ехать некуда! "Она сама сойдет с ума,подумала я,- и меня сведет. Этот проклятый столик должен застучать".

И я его легонько приподняла. Вцепившись в него, Эдит плакала от счастья. Она бормотала:

- Это ты, Марсель?.. Останься. Вернись... Марсель, любовь моя... Ты, господи, ты!

Внезапно меня озарило: какую пользу я могу извлечь из этого столика! Во-первых, заставлю Эдит есть, во-вторых,- успокоиться.

Столик приказал:

- Ешь.

Эдит не понимала, и столик повторил:

- Пойди поешь.

Эдит удивилась:

- Ты думаешь, Марсель в самом деле хочет, чтобы я поела?

- Конечно, и я бы на" твоем месте поторопилась.

Эдит помчалась на кухню, открыла холодильник и начала хватать первое попавшееся, чтобы угодить Марселю.

Мне хотелось плакать, глядя на нее. Она была похожа на больную собаку, которая согласилась выпить молока.

Но это была победа!

Две недели спустя мы вернулись в Париж с мадам Бижар и столиком.

В первые месяцы после возвращения мы вели странную жизнь. Эдит была на дружеской ноге с привидениями, потусторонним миром и всей этой галиматьей. Сны ее продолжались наяву.

Как и следовало ожидать, Эдит решила продать свой особняк. Ей в нем было тяжело. Хотя Марсель здесь прожил недолго, этого было достаточно. Но мы продолжали оставаться на месте. А что делать? Эдит сказала Лулу: "Избавь меня от него!" Легко сказать! Попробуй его сбагрить! Желающих не было. Она продала его три года спустя, потеряв более девяти миллионов.