Гвидо Кнопп: Дети Гитлера

Бывший руководитель Гитлерюгенда Аксман после окончания войны старательно уклонялся от вопроса, почему он «дарил» своему фюреру ежегодно всех немецких юношей и девушек одного года рождения для ведения войны, которая давно была уже проиграна. Аксман отвергал выполение своих служебных функций в качестве объяснения. В своем последнем опубликованном интервью он пояснил, что речь шла о том, чтобы «довести дело до конца с честью». Его точка зрения того времени гласила: «Мы никогда не капитулируем». Леман уверен: «Аксман считал Гитлера сверхчеловеком». Поставляя молодежь Гитлеру, он добивался его столь желанной благосклонности. Аксман упивался своей близостью к Гитлеру, так как долгое время он был лишен её. Руководитель рейхсканцелярии Борман не допускал его к вождю. Он лично следил за тем, как шло формирование военных подразделений Гитлерюгенда. «Он не хотел, чтобы идеализм молодежи был омрачен пренебрежительными высказываниями прозревших на фронте солдат», — говорит Леман.

Циничный расчет Аксмана воплотился в бессмысленном и преступном участии молодежи в проигранной войне во время апреля и мая 1945 года. Аксман также считал, что Гитлерюгенд должен стать «центром национального сопротивления»: «Ваш долг — бдить, когда другие выбились из сил, стоять, когда другие отступают. Ваша высочайшая честь заключается в вашей непоколебимой верности Адолфу Гитлеру».

В день рождения Гитлера советские войска подошли к воротам Берлина. Празднование этого события превратилось в последнюю демонстрацию нацистских главарей, больше напоминавшую сборище призраков. В полуразрушенном здании рейхсканцелярии министр пропаганды Геббельс поздравил «новорожденного» с праздником. Он назвал Гитлера «величайшим человеком, исполином, который заствляет воспрянуть сердца, который относится к породе людей,появляющихся на свет один раз в сто лет». О военных заслугах фюреры тоже было упомянуто: «Не будь Адольфа Гитлера, Советы стояли бы уже на побережье Атлантики».

Находясь в имперской канцелярии, Гитлер впервые услышал грохот канонады пушек Жукова. Она напомнила ему о предсказании Клаузевица. Столица Германии официально находилась на осадном положении. Военная ситуация не давала повода пышно и с размахом отметить день рождения Гитлера, как это происходило 20 апреля в предыдущие годы. «В шампанском было отказано», — вспоминает Траудль Юнге, работавшая секретарем Гитлера.

Диктатор вернулся в сои апартаменты и склонился над картами, всё ещё надеясь на решительные действия своих армий, которые к тому времени уже не существовали. Сотояние его здоровья ухудшалось на глазах. Ему делали всё новые и новые инъекции против мнимых и реальных заболеваний. «Все генералы — лгуны!» — прокричал он 3 марта 1945 года в лицо генералу Хассо фон Мантейфелю. «Великий полководец всех времен» искал и находил ошибки только у других, но не у себя. Старшие офицеры его Генерального штаба были для него идиотами и трусами, которые бездарно, бестолково и без желания исполняли и не могли воплотить в жизнь его гениальные планы.

Последнее обсуждение сложившегося военного положения состоялось 22 апреля. Советские войска стояли уже в центре города. Гитлер был вне себя от ярости. Немецким солдатам нечего было противопоставить Красной Армии. Фюрер выставил за дверь основную массу собравшихся. В зале остались только он, его адъютант генерал Бургдорф, Кейтель, Кребс и Борман.

Когда двери закрылись, Гитлер потерял самообладание. Его тело затряслось, и он закричал срывающимся голосом о предательстве, трусости, непослушании и некомпетентности. Вермахт и войска СС якобы не справились со своими функциями. Он кричал, что его бросили одного, предали, и что все могут катиться отсюда, если хотят. Приступ ярости закончился также внезапно, как и начался. Гитлер обессилено опустился на стул и простонал: «Теперь всё потеряно. Это конец. Я убью себя».

Минуту царила полная тишина. Гитлер в первый раз признал, что война проиграна, в первый раз заговорил о желании застрелиться. Целый континент лежал в руинах. Война унесла 50 миллионов человеческих жизней. Евреи Европы были большей частью уничтожены. Теперь мания Гитлера к уничтожению и разрушению обернулась против немецкого народа. Этот народ стал инструментом его зловещих планов и, по его мнению, не справился с возложенной задачей. Ещё в ноябре 1941 года задолго до первых серьезных поражений Гитлер сказал: «И в этом вопросе я буду холоден как лёд. Если когда-нибудь немецкий народ не будет готов пролить кровь за своё существование, он должен быть уничтожен другой, более могущественной силой. И я не пролью ни единой слезы по немецкому народу».