Марко, хоть и любил поразить аудиторию сочными описаниями, этот обычай объявляет «порочным» и запрещенным Хубилай-ханом — хотя вряд ли кто-нибудь в этих отдаленных местах обращал внимание на эдикты далекого властителя.
Марко намекает, что этот обычай Ханчжоу чрезвычайно смущал его. Семьи, живущие в «ущельях гор близ дорог», простирали это странное гостеприимство на странствующих купцов, которые расплачивались за их любезность куском ткани «или иной вещью малой цены». Возможно, так поступал и сам Марко, однако хозяева были недовольны. Он рассказывает, что, когда такой купец садился на коня, готовясь к отъезду, хозяин дома и его жена осыпали его насмешками и бранью. «Смотри, что ты оставил нам, что ты забыл! — кричали они. — Покажи нам, что ты забрал у нас!»
И провожаемый оскорблениями чужеземец скакал прочь.
Марко уделяет внимание удивительному кустарнику, который принимает за гвоздику. Не зная точно, что это за растение, он описывает «ветви и листья, как у лавра… цветы белые и маленькие, как у гвоздики, а созрев, становятся тускло-черными». М. Г. Потье, французский ученый XIX века, заключил, что Марко имел в виду «ассам», или черный чай, — это наблюдение особенно интересно тем, что издавна считалось, будто венецианец, много лет проведший в Китае, ни разу не упомянул чая. Другие комментаторы возражали, что Марко говорил об ароматическом дереве кассия, из коры которого получают корицу. Это объяснение менее правдоподобно, поскольку почти в той же фразе Марко упомянул корицу, показывая тем самым, что под незнакомым растением имел в виду не ее.
Скорее всего, Марко описывал чай, не зная, о чем говорит. Монголы, в отличие от китайцев, пили кумыс и редко заваривали чай. Неудивительно, что Марко был с ним незнаком.
Судя по близкому знакомству Марко с монгольской коммерцией, он служил Хубилай-хану как сборщик налогов и, скорее всего, собирал доходы от продажи соли — одной из основ экономики империи. Хубилай часто поручал эту миссию иноземцам, странствовавшим по империи в качестве его посланцев. Марко оказался подходящим кандидатом на эту должность. В своем повествовании он часто упоминает соль, говоря о ее применении и экономическом значении с большим знанием дела.
Прежде в своих «Путешествиях» он вел речь о бумажных деньгах и о шелковых деньгах, вызывавших скептическое отношение европейцев. Теперь он заговаривает о деньгах из соли, что для европейского здравого смысла было совсем непостижимо. Марко объясняет, как производят эту валюту. «Они берут соленую воду и кипятят в чане… час (пока) она становится густой, как тесто, и они сливают ее в формы, и она застывает в форме… плоской снизу и округлой сверху, такой величины, что весит около половины фунта». Соляные «пирожки» сушили на горячих камнях. «На такие деньги они ставят печать владыки; и деньги такого рода могут производить только чиновники властителя».
Ознакомившись с процедурой обмена этих соляных пирожков на золото, Марко осознал, что получает возможность приобрести вещество, ценность которого вполне осознавал. По всему Тибету он встречал купцов, «идущих через горы» к отдаленным деревушкам, где они выменивали соляные пирожки на золото «с великой пользой и прибылью, потому что те люди используют соль в пищу и так покупают то, в чем нуждаются. Нов городах они используют в пищу одни только кусочки разломанных монет, а целые монеты тратят». Чувствуется удивление Марко перед столь странным обменом, при котором обе стороны получали вещи, в которых, как они полагали, нуждаются. Правительственная монополия на соль представлялась ему, в сущности, привилегией чеканить — или в данном случае, — варить и выпекать деньги.
Далее Марко уделяет внимание месту, которое называет Каражан, передавая тюркское название современной китайской провинции Юньнань. Каражан, хотя и подчиненный сыну Хубилай-хана Темуру, не внушал спокойствия и уверенности неподготовленному торговцу. Это была земля «огромных гадов… весьма ужасных на вид и при знакомстве», таящихся в болотах. Твари были десяти саженей в длину и толщиной с человеческое тело. С трудом сдерживая отвращение, Марко приступает к их описанию. «У них две короткие лапы спереди, у головы, без ступней, не считая трех когтей, а именно, двух малых и одного большого когтя, острых, как у сокола или льва». Массивная голова чудовища с двумя светящимися глазами величиной «в четыре динара» была живым кошмаром. Что до пасти, Марко хотел бы заставить своего читателя поверить, будто она была «так велика, что может разом проглотить человека или быка», растерзав жертву «очень большими и острыми зубами». В общем, говорит Марко, «они так ужасны, и велики, и свирепы, что всякий человек и зверь страшится их».
Читать дальше